Ключ от королевства
Шрифт:
— Пора, Лена, — повторил Оберон. — Твой мир тебя заждался. Не надо прощаний. Это всё ерунда — мы ведь скоро увидимся.
— Правда?!
— Разумеется.
— И вы мне дадите ключ — ключ от Королевства?
Король покачал головой:
— Нет. На этот раз нет. Наш молодой мир — слишком хрупкий, чтобы можно было безнаказанно нарушать его правила.
— Но вы сказали, что мы увидимся…
— Конечно. Так всегда говорят, расставаясь.
— Но это не враньё?
— Чистая правда.
Я опустила голову.
— Король благодарит тебя за службу, Лена Лапина, и освобождает от данных ранее
Я испуганно оглянулась:
— Гарольд!
Подскочил мой учитель, схватил за руку и грубовато потряс. Сказал простуженным голосом:
— Ленка… Спасибо. Удачи тебе.
— И тебе удачи… Но как же так! Я даже не успела ни с кем…
И когда я готова была разреветься, как маленькая, Оберон вдруг провёл рукой по моим волосам:
— Иди. Всё будет хорошо.
Хлюпая носом, я шагнула.
Это был самый длинный шаг в моей жизни.
Эпилог
Никогда ещё у меня не было такого весёлого Нового года.
На школьном вечере я отплясывала как сумасшедшая. А ведь раньше не танцевала почти совсем — мне казалось, что я неуклюжая, да и вообще, что люди подумают… ещё засмеют. А хоровод водить вокруг ёлки — как можно, мы ведь не маленькие!
Теперь я сама заводила хоровод, и, что удивительно, одноклассники, поначалу стеснявшиеся, тоже понемногу начинали веселиться со мной. Уж мы вертелись вокруг ёлки, уж мы хохотали! Ждали чудес, и случилось чудо: биологичка, уныло сидевшая в уголке и смотревшая за порядком, вдруг поднялась, отложила сумку и тоже встала в хоровод, как раз между мной и Максом Овчининым из параллельного класса! Вот это да!
Маме и отчиму я склеила дедов морозов из цветного картона, а Петьке и Димке нарисовала настольную игру с пещерами, чудовищами и запутанными правилами. Думала, они посмотрят и бросят — так нет же, увлеклись, играли, даже дрались иногда из-за того, что Петька жульничал. Я слышала их разговоры: «Сюда нельзя, тут же хватавцы! Вон их целая куча!» — «А у меня два посоха есть, что мне твои хватавцы!»
Новогоднюю ночь мы встретили как приличная семья — все вместе, за столом. Мама поставила моих дедов морозов на самую видную полку, всё время поправляла волосы, и говорила, и смеялась, и обнимала отчима за плечи, и казалась счастливой.
Каникулы пролетели моментально, началась третья четверть. Однажды на перемене ко мне подошёл Овчинин из седьмого «А» (он у них самый высокий. Физкультурник хотел даже отдать его в баскетболисты).
— Лапина… Что с тобой такое, вообще-то?
— А что со мной?
— Ты вроде это… выросла.
Я в самом деле выросла на пять сантиметров и очень этим гордилась.
— Ну да, — сказала я небрежно. — Не только тебе расти, правда?
Он покраснел:
— Я в другом смысле. Слушай… Может, в зоопарк сходим?
Я благосклонно улыбнулась:
— Ну давай. Если хочешь. Что, слонов давно не видел?
К счастью, тут прозвенел звонок, и Овчинин убежал, записав на ладони мой телефон.
А на другой перемене подкатилась Зайцева, волоча за собою, как свиту, Лозовую и Хворостенко:
— А что это тут за малые дети опять, что, детский сад на ремонт закрыли?
Кажется, все, кто был в этот момент в коридоре, бросили свои дела и уставились на нас.
Я чуть повернула голову. Посмотрела на Зайцеву через плечо. Только посмотрела: глупая девчонка-переросток, бройлерный цыплёнок, ну что её ждёт за жизнь? Сначала тряпки-мальчики, потом пелёнки-сплетни, потом развод-скандалы, потом сразу старость и обида на весь мир…
И так я чётко всё это увидела, что ухмылочка на круглом лице Зайцевой вдруг побледнела и увяла совершенно. Может, и она увидела тоже? И ужаснулась?
— Да не бойся, — сказала я ей серьёзно. — Всё в твоих руках… Ещё не поздно стать человеком!
Вз-з — только ветерком повеяло. Где Зайцева? Где её свита? Только ноги топочут в конце коридора.
А я пошла в класс. Шла и думала: а что ждёт меня? Кем я стану? Чего мне надо? Магам дороги проще: они знают, для чего жить. Даже когда я поневоле была предателем, я дралась не только за свою жизнь, но за Эльвиру и принца. А теперь не надо драться — надо изо дня в день жить и верить, что в Королевстве всё хорошо…
Перед началом урока наша классная сказала, что в пятницу родительское собрание и чтобы родители были все до единого. А потом обернулась ко мне:
— Лапина, я не видела твоих родителей с начала года. Мать придёт?
— Она в пятницу работает. А отчим в командировке.
— Значит, объясняйся с завучем! Иди и объясняйся! Почему я могу откладывать свои дела ради собрания, а твоя мать не может?
— Потому что она работает!
— А в другое время зайти? У Кочкарева мать тоже на собрания не ходит, но она же в школе бывает каждую неделю!
Я молчала. Что я скажу?
— Будут решаться финансовые вопросы! — не утихала классная. — Будет выступать родительский комитет! Почему некоторые родители могут работать в комитете на общественных началах, а твоя мать даже на собрание не соизволит прийти?
— Ну что я могу сделать?!
Классная вздохнула:
— Сядь, Лапина, и приготовься к крупным неприятностям.
Я уселась. И уже не слышала, что она там дальше говорит.
…Когда я очутилась снова перед своим домом, снег ещё не успел нападать на скамейку, где мы с Обероном сидели. Прошла секунда; на мне была привычная старая одежда, под скамейкой — школьный рюкзак, а вот посоха не было. Посох не нужен здесь, это же не игрушка, это оружие, и место ему — в волшебном мире…
Здесь я не могу летать. Только, став на весы, умею делаться легче на несколько килограммов. Маме однажды показала, так та схватилась за голову: «Дистрофик!»
Здесь я могу — иногда — отводить зло. Скажу: «У зла нет власти», — и раздражённый человек успокаивается.
Здесь я чувствую себя сильной. Вот только с несправедливостью ничего не могу поделать. Как сейчас: ну что мне, наизнанку вывернуться? На аркане я, что ли, мать притащу?
А что скажет мама, я знаю заранее. «Ты знаешь, сколько надо денег заработать, чтобы безбедно жить семье с тремя детьми? Ты знаешь, что я работаю как лошадь? У меня нет времени на собрания, ты достаточно взрослая, чтобы сама заниматься учёбой!»