Ключ
Шрифт:
— Разве нет? — простодушно удивился младший сын провинциального барона.
— Нет! — снова рявкнул я. Меня начало бесить это детское простодушие. — Нет. Помяни моё слово, вы же ещё виноваты и выйдете. Смотри, — я обнял его за плечи, увлекая за собой. Шевеление извилин зудом передалось на ноги. Он пошёл послушно, как телёнок, заглядывая мне в рот. — Марк был главнокомандующим ещё при Августе, при королеве-покойнице. Короли умирают, генералиссимус остаётся. Меня ничуть не удивляет та неприязнь, что Ллерий испытывает к армии. — Кажется, все мои слова были для Алана настоящим откровением. — Не знаю, о чём себе думает главнокомандующий, но именно он — источник всех ваших бед. Ей-богу, ему бы следовало уйти на покой, после стольких-то лет службы… — Неожиданная мысль заставила меня замереть на полушаге. Прослужив в Далионе более полувека, Марк вовсе не был стар.
— Ну? — Алан жадно слушал, явно не заметив так насторожившего меня факта. Что же это за морок такой, спросил я себя, глядя в ставшее совсем юным лицо напарника. Сорокалетний Изот выглядит старше, чем Марк в свои как минимум семьдесят. Вспомнились вдруг слова Калкулюса о том, что ведьма наверняка была любовницей генералиссимуса. «А ведь Калкулюс по крайней мере так же стар!» — это давало некоторый простор для исследований. Обо всём можно было расспросить гнома. Я встряхнулся, возвращаясь к насущным проблемам.
— Да… Так вот, будь уверен, любая новость, полученная от Марка, любая оказанная им услуга против него же и обернётся. А Марк олицетворяет собой армию.
— Что же делать? — Алан был действительно растерян.
— Армии нужны новые лица, — сказал я решительно, молясь всем богам, чтобы слова мои не были истолкованы превратно. Но Алан кивнул, соглашаясь.
— Идти должны мы, и прямо к королю. — От этих слов я схватился за голову.
— Алан! Алан! Ну, остановись ты на минутку, — он послушно встал, — остановись и подумай. Кто к нему пойдёт? Мы? Мелкопоместный дворянчик и грабитель, вчера ещё приговорённый к эшафоту? С чем мы пойдём? Чем докажем наши слова?.. Пытками?
Это был верный вопрос. Кровь схлынула с его лица, а глаза распахнулись от ужаса.
— Что же делать? — повторил он совсем беспомощно.
— Ждать, — ответил я как мог веско. — Ждать и готовиться.
— Очень умно! — это были первые слова воина, когда он распахнул дверь в подвал ведьминого дома. Он стоял в проёме на верхней ступеньке лестницы и в неверном свете чадящего факела пытался рассмотреть причину вдруг свалившихся на него бед.
Девушка поднялась ему навстречу с груды сваленных в угол старых корзин. Вид у неё был несколько растрёпанный, в белых волосах застряли щепы высохшей от времени лозы. Она щурилась на неяркий свет факела. Анатоль присоединился к ней через минуту. Марк с едва сдерживаемой злостью оглядел обоих.
— Поднимайтесь! — бросил он и прошёл в кухню.
Там уже не было ни ктрана, ни гвардейцев, разделочный стол был пуст. Воин занял единственный пригодный для сидения предмет — почерневшую дубовую бочку. Девушка встала за стол, сложив руки поверх столешницы. Анатоль обнял её за плечи.
— Ты, что ли, тот самый студент? — спросил Марк, внимательно оглядев помятый камзол и морковно-рыжие локоны.
За него кивком ответила Нинель. Воин проигнорировал её ответ, смотрел прямо на Анатоля, пока тот не промямлил «да», не вполне понимая, о чём его спрашивают, но явно узнав главнокомандующего. Воин потёр вновь разболевшийся висок.
— Хочешь сказать, что ты её любишь? — не глядя кивнул он на девушку, и та, вспыхнув, спрятала лицо в ладони.
— Да, — повторил Анатоль чуть более уверенно и погладил Нинель по волосам. — Чего он хочет, милая? — шепнул он ей на ухо, и Марк хлопнул по столу раскрытой ладонью.
— Я разговариваю с тобой! — Молодой человек нахмурился, крепче обнял девушку, прижав её к себе. — Итак, ты любишь белую, как мышь, уродину с кроваво-красными глазами?
Она заплакала, наконец. Тихо, беззвучно, судорожно вздрагивая всем телом. Молодой человек побледнел как полотно, став вдруг копией своей подруги. «Он не видит, — обрадовался вдруг Марк, — не видит её уродства!» Ему сразу же стало легче, отпустила пульсирующая боль.
— Что вы такое говорите? — Анатоль отвечал, заикаясь, бледно-зелёные глаза стали бесцветными. — Что вам нужно от нас? — Он наверняка никогда раньше не сталкивался лоб в лоб с людьми столь высокопоставленными, был безумно напуган и всё же смотрел прямо.
— Чтобы вы исчезли. Оба. — Марк почувствовал, что безумно устал, он не спал уже несколько дней кряду.
— Матушка узнает, — девушка отняла руки от заплаканного лица.
— Как? — удивился Марк.
— Ей стало плохо ночью, и я оставила с ней свою кобру. Ты… не сердишься? — Она всё ещё выглядела виноватой, но и не могла скрыть своей радости.
— Конечно, нет, — ответил воин мягко, не желая признаваться, что успел уже проклясть всё на свете, и дело всей его жизни поставлено под угрозу. «Пусть уходит и будет счастлива», — подумал он.
Он проводил их до двери. Девушка всё щебетала, рассказывая изумлённому Анатолю, как хорошо и весело будет им жить вдвоём на новом месте, Марк не перебивал её. Лишь на пороге повторил:
— Исчезните ненадолго. Придумай предлог, не появляйся пока в Университете, — сказал он юноше и подмигнул обоим, — устройте себе медовый месяц.
Девушка зарделась и порхнула с крыльца, оставив на щеке Марка след поцелуя и мимолётный шёпот:
— Спасибо, воин.
Ход в дом ведьмы был заказан ей.
Всё утро Эдель не вылезала из постели, скованная неопределённостью. Она не знала, кто из Тринадцати отразил удар, и всё никак не могла решить, кого же искать ей в городе? Не ведьму — её ждала Рокти. Не юродивого — он сам находил всех, кто был ему нужен… как, впрочем, и Тринадцатый. Не горбуна Зора — она никогда не любила пожирателя мертвечины. Его суть отталкивала. Оставались старуха и девушка. Но ей не хотелось идти и к ним, мать и дочь всегда держались особняком.
И Эдель задумчиво поглощала приготовленный Сирроу завтрак, глядя, как друг читает, сидя у приоткрытого окна, рядом с цветами герани и листьями папоротников. Оборотень самостоятельно вырастил эти комнатные растения и не забывал ухаживать за ними.
— Сирроу, — позвала она жалобно, когда солнце поднялось над крышами домов и белыми пятнами легло на пожелтевшие страницы. Он заложил страницу пальцем и подсел к Эдели. Она, брыкнув голыми ногами, взобралась к нему на колени. — Что мне делать?