Ключ
Шрифт:
Аллигатор расправляется с жертвой в два приёма — хватает мощными челюстями и прокручивается вокруг своей продольной оси, ломая ей хребет или другие крупные кости, после чего добыча бывает обездвижена и находится полностью в его власти, независимо от того жива она ещё или нет. Если животное, которое он, таким образом, поймал, слишком крупное, то аллигатор старается затащить его в воду и утопить. Это хотя бы честно, хоть и жестоко.
Пираньи вовсе не пытаются ни убить свою жертву, ни даже удержать её. Они сразу начинают есть! Отхватывают бритвенно-острыми зубами куски плоти и заглатывают не жуя. Если учесть, что их в воде не меньше чем комаров на болоте, то
Я видел, как это происходит, потому что индейцы, чтобы обеспечить себе переправу через поток кишащий пираньями сами подбрасывали им жертву. В первый раз это было какое-то парнокопытное четвероногое, которое я видел впервые. Что-то среднее между козой и коровой.
Сначала я подумал, что они поймали эту козорову для еды и удивился только, почему её не зарезали сразу, а тащат с собой. Но вот мы подошли к берегу неширокой реки, которую можно было перейти вброд. Однако никто из индейцев не сунулся в воду, хотя все исходили потом, и мысль о купании не давала покоя даже мне.
Ночная Выдра, который был теперь при «Царице амазонок» кем-то вроде проводника, гида и, наверное, шпиона Чига Шанки, (за что я ни его, ни Великого вождя совершенно не осуждал), предупредил Магдалену и девочек, чтобы они потерпели, пока не будет подготовлена переправа, иначе не миновать беды.
Подготовка переправы заключалась в том, что темнокожие, малорослые представители смешанного племени нарезали каких-то стеблей, размочалили их дубинками на плоских камнях и охапками побросали в воду шагах в двадцати ниже по течению. В это время высокорослые бронзовокожие воины загнали на таком же расстоянии выше по течению эту глупую травоядную тварь.
Расчёт был прост — пираний живущих ниже по течению отпугивал едкий жгучий сок из размолоченных стеблей, тех же что обитали выше, ждало угощение, которое предлагалось вместо мяса людей собиравшихся перейти реку вброд.
Попав в воду, испуганная козорова, естественно пошла вперёд, где был виден недалёкий берег, ведь сзади потрясали копьями и улюлюкали люди. Ей удалось миновать где-то две трети пути, когда спокойная вода вокруг, (течение здесь не было быстрым), внезапно вскипела, и джунгли огласились истошным воплем, не похожим ни на мычание, ни на блеяние, ни на что другое. Вода вокруг тут же окрасилась кровью, и из этого алого пятна то и дело выскакивали в воздух чёрные тени величиной с ладонь!
Козорова продолжала брести вперёд, задрав голову кверху и оглашая реку и джунгли новыми воплями ужаса и страданий! Удивительно, но ей удалось дойти почти до самого берега, однако на мелководье ноги её подкосились, и она упала, уже не мыча, а странно булькая.
В это время наши отряды уже вовсю шагали через реку. Индейцы не обращали на разыгравшуюся трагедию никакого внимания, в то время как у наших повидавших виды воительниц глаза были на лбу!
Мегги свидетельница — мне доводилось уничтожать целые армии, сжигать леса и человеческие поселения, поджаривать стада бизонов и других подобных тварей, потому что так они вкуснее. Но и у меня перья встали дыбом, когда подлетев поближе, я вдруг понял, что движения, которые продолжает делать лежащая на мелководье козорова, происходят не от сокращения её мышц в предсмертной агонии, а от того, что у неё под шкурой кишмя кишат чудовищные рыбы!
Короче, они её съели живьём, обглодав мясо с костей, раньше, чем она сделала последний шаг, раньше, чем
Интермеццо тринадцатое
— плохое место
На остаток дня настроение у наших было испорчено. А тут ещё Ночная Выдра сообщил, что ночевать придётся в «плохом месте». Час от часу не легче! После летающих голов и рыскающих вокруг лагеря лобисонов, не хватает ещё ночевать на территории, где нечисть находится у себя дома.
«Плохим местом» оказался… город! Да, да, город близнец того в котором обитало племя Чига Шанки. Только здесь никто не обитал, город стоял сплошь заросший лианами, тихий и мрачный.
Зачем надо было соваться туда, вместо того чтобы разбить лагерь, как всегда в джунглях, так и осталось невыясненным. Я только предполагал, что «амазонок» проверяли на «вшивость», но исходило ли это от самого Великого вождя или от его окружения, оставалось лишь гадать.
Никакой сторожевой змеи здесь не было, поэтому мы вошли беспрепятственно. Улицы мёртвого города мало чем отличались от джунглей вокруг. Идти по ним можно было лишь, расчищая путь с помощью мачете. Но здесь под ногами была не пружинистая влажная лесная почва, а твёрдый камень, что ощущал даже я по изменившейся походке дона Мигеля, у которого сидел на плече.
Со стороны это выглядело, (я про город), даже красиво — величественные здания, одетые в зелёнь, настолько густую, что издали их можно было принять за холмы. Но в самом городе царила странная тишина. Не пели птицы, не кричали обезьяны, не стрекотали насекомые, воздух был необычайно свеж, но неподвижен, словно там застыло даже само время.
На этот раз мы остановились не во дворце, который также как и в «нашем» городе возвышался напротив зиккурата на главной площади, а… в бассейне! Конечно же, там не было воды, и это было наименее заросшее в городе место. Но, как потом выяснилось, причина такого выбора места ночёвки была другая.
Я проснулся от странного чувства, что нахожусь совершенно не там, где следовало. При этом врядли я мог бы с уверенностью сказать, где мне следовало быть на самом деле. Я сидел там, где обычно — в изголовье дона Мигеля, используя в качестве насеста ручку от корзины-кузова со снедью, которую в походе тащил на спине Ганс, храпевший тут же. Правда сейчас его храп не был слышен, и это было странно.
Неужели здоровяк не спит? Вот уж кто не мог пожаловаться на расстройство сна, так это наш милейший силач и тугодум. Но могучая грудь парня мерно поднималась и опускалась. Он то и дело причмокивал губами во сне по старой детской привычке, а на чуть глуповатом лице застыло умильное выражение, которое всегда бывало у него после сытного ужина.
Дон Мигель тоже спал, подложив здоровую руку под голову. Спала Магдалена, в своей странной манере — не лёжа, а полусидя. Спали пираньи, индейцы тоже спали, кроме часовых, которых по индейскому обычаю не было видно.
И правильно! Лучше скрываться в тени, чтобы следить за возможным появлением врага, чем торчать на виду, напрашиваясь на меткую стрелу или нож. Увы, пираньям это было неведомо, ведь они не были ни охотницами, ни разведчицами. А потому все четыре девушки, дежурившие по углам лагеря, были хорошо видны в серебряном свете полной луны, повисшей над джунглями. Я отметил про себя на будущее, что неплохо было бы перенять для наших кое-что из индейских приёмов…