Ключевые 7 радикалов. Человек 2.0: как понять, принять, наладить взаимодействие
Шрифт:
Основные жесты эпилептоидов целесообразно подразделять на: а) оборонительные (заградительные); б) экспансивно-территориальные (захватнические); в) брутальные (агрессивные).
Эпилептоид с помощью жестов как бы огораживает свою зону ответственности, собственную территорию, например, сцепляя пальцы рук «в замок», помещая локти на столешницу и разворачивая их в стороны, в направлении соседей: «Знайте, где – моё, а где – ваше». Если собственных рук ему для этой цели не хватает, эпилептоид, в дополнение, выстраивает вокруг себя «китайскую стену» из разнообразных предметов: авторучек, очешников, тетрадок, книг и
При этом следит зорко, чтобы соседи не трогали его вещей, не пытались вторгнуться в его «владения». Любые подобные попытки наказываются с его стороны агрессией.
Сам же эпилептоид не прочь заявить при помощи жестов претензию на соседнюю территорию. К примеру, растопырив руки в дверном проёме чужого кабинета или опершись на чужой стол обеими руками с переносом на них всей тяжести своего тела, или – без спроса и без особой надобности – манипулируя чужими предметами. Это варианты экспансивной жестикуляции[33]. К ним также относятся и разного вида объятья, прихватывания близко стоящего человека за шею, за талию, за руку, притягивание его к себе – несколько насильственное, грубоватое. Так эпилептоиды показывают, что этот человек «принадлежит» им, включён в их «ближний круг».
Брутальная жестикуляция – это угрожающие движения руками в направлении партнёра по диалогу, хватания «за грудки», толчки, удары и тому подобное. Провокационные, оскорбительные, непристойные жесты – это тоже признаки эпилептоидности.
Кроме названных, эпилептоидам присущи, конечно же, жесты «наведения порядка»: они охотно поправляют чьи-то (в т. ч. собственные) растрёпанные волосы (расчёсывают, приглаживают), неправильную осанку («расправь-ка плечи, не горбись»), снимают пушинку или крошку с лацкана пиджака.
Характеризуя мимику и жестикуляцию эпилептоидов в целом, следует отметить, что, как правило, обладатели этого радикала внешне медлительны и сдержанны в движениях. Так сказывается их постоянно высокий самоконтроль за проявлениями эмоций. Они как будто всё время настороже, в напряжении, ожидают атаки неприятеля и готовы к ней.
Широкоразмашистые, с большой амплитудой жесты и яркая мимика им не свойственны. Мы не увидим эпилептоида покатывающимся от хохота, ликующим, рвущим на себе ризы или посыпающим голову пеплом. Он если не «в бою», то «в походе» или в кропотливом труде, а там не балагурят и не дают себе послаблений.
И, если уж речь зашла о труде, то нельзя не отметить точность и ловкость высокопрофессиональных движений эпилептоидов, которые нередко специально, изо дня в день, без устали отрабатывают необходимые им двигательные навыки. Результатом этого становится впечатляющая рациональность их двигательной активности, не допускающая лишних затрат времени и энергии на выполнение работы. И здесь эпилептоиды, по своему обыкновению, разумно экономят усилия.
Я был знаком с ассистентом выдающегося кардиохирурга Г.М. Соловьёва. Чтобы не отстать в мастерстве от своего босса и учителя, этот молодой врач, Александр, по примеру самого Соловьёва, в очень короткий срок (за полгода, не больше) научился играть на фортепиано.
Но ещё более потряс меня рассказ нашего общего знакомого, что Г.М. Соловьёв и этот Александр наловчились «накладывать заплатку на межжелудочковую перегородку» (как назвал мой знакомый операцию по устранению врождённого порока сердца) за сорок пять секунд! Представляете, насколько точны, согласованны и рациональны были при этом их движения?! Ради этого они и тренировали пальцы на клавиатуре музыкального инструмента.
Эпилептоиды, с их неприветливым отношением к большинству людей, чаще мрачноваты, несловоохотливы. По-настоящему они раскрываются в ситуациях, насыщенных агрессией, угрозой для жизни и здоровья (силовое противоборство, экстремальный спорт, сражение).
Создаётся впечатление, что именно тогда они живут по-настоящему, в полную силу.
Поведенческие особенности эпилептоидного радикала. Вспоминается детство. Пионерский лагерь на берегу Чёрного моря. В комнате жилого корпуса обитает дружная компания: четыре мальчика, каждому по двенадцать лет. Один из нас (кажется, его звали Игорь) – мальчик внешне спортивный, собранный, аккуратный – получил как-то из дома посылку. Он приехал в лагерь из сравнительно близкого к морю Краснодара, поэтому посылка дошла быстро. Нам – москвичам – родители ничего не присылали. Это было не принято. А так хотелось! Посылка была доверху набита разными вкусностями: конфетами, печеньем. Игорь высыпал её содержимое на кровать. Мы уже были готовы наброситься на эту гору сластей, как саранча, но воспитание заставляло молча ждать, пока хозяин посылки не предложит нам угоститься.
Между тем Игорь не спешил. Он, на глазах у нас – своих товарищей, стал пересчитывать и сортировать конфетки: карамельки к карамелькам, шоколадки к шоколадкам. Так же он обошёлся и с печеньем. Минут через десять на кровати, вместо прежней горы, сформировались аккуратные кондитерские горки на некотором расстоянии одна от другой. Игорь вооружился карандашом, взял листок бумаги, поколдовал над ним и… стал очень серьёзным.
«Пацаны», – сказал он, – «здесь девяносто шоколадных конфет, сто двадцать карамелек и сто двадцать штук печенья. До конца смены нам осталось пятнадцать дней. Нас четверо. Значит, в день мы можем съедать каждый по полторы шоколадных конфеты, по две карамельки и по два печенья. Правильно?» Мы остолбенели. Хотелось закричать: «Нет, неправильно! Давай сметём всё сразу!» Но Игорь смотрел на нас спокойно и неумолимо. Его взгляд был красноречив: «По-другому нельзя, ребята. По-другому нам не хватит».
И мы были вынуждены согласиться. И съедали ровно по три с половиной конфетки и по два печенья в день с пугающей регулярностью. Даже тогда, когда от голода (несмотря на приличную кормёжку, есть хотелось постоянно) мы, казалось, готовы были на стену полезть или с кулаками – на Игоря. От расправы над товарищем и от разграбления посылки нас удерживало, пожалуй, чувство невольного уважения к этому человеку – ещё маленькому, но уже такому стойкому и справедливому. Он ведь тоже был не из железа сделан. Ему не меньше нашего хотелось есть. Но он ни разу не съел присланных ему сластей больше, чем мы.
Где он сейчас, этот Игорь? Надеюсь, в жизни у него всё сложилось хорошо.
Не менее интересно, как сложилась жизнь у тех, кого судьба соединила с Игорем – по работе, в семейных отношениях, в соседстве. Потому что в описанном выше поступке этого человека весьма ярко проявился эпилептоидный радикал.
Да, это радикал аккуратистов, организаторов, распределителей ресурсов, моралистов, а также тех, кому человека убить, что спичку сломать. Однако не будем драматизировать ситуацию. Хотя, как не драматизировать, если она такая и есть.