Ключевые 7 радикалов. Человек 2.0: как понять, принять, наладить взаимодействие
Шрифт:
Сами эпилептоиды живут весьма рационально, приземлённо. «Рождённый ползать стирает чаще»[34] – только и всего. Порой это производит неприятное впечатление, особенно там, где привычно ожидаешь иного.
Как-то, ещё в пионерскую эпоху, мне поручили взять интервью для школьной газеты у ветерана Великой Отечественной войны. С ним созвонились накануне, заручились его согласием. И он принял меня и моего приятеля вполне радушно: усадил за стол с чаем и пряниками, познакомил со своей женой – Марьей Ивановной.
Этот человек воевал с первого до последнего дня войны. Он был
Боевые ордена, которым не хватало места на груди ветерана, подтверждали эти качества. И он выжил – вот что невероятно! Словом, нас с приятелем переполняли впечатления от рассказов старого солдата.
Улучив момент, мы задали вопрос: «О чём же вы думали, сидя в окопе и целясь во вражеский танк?» и развесили уши в ожидании достойного ответа. «Сейчас он, конечно, скажет: думал о Родине, о победе над фашизмом», – предполагали желторотые пионеры. Но дедушка нас удивил: «Вот о ней, о Марии Ивановне, о Маше своей думал. О детишках. Маша-то с детьми была в эвакуации, голодали они. А мне за каждый подбитый танк правительство пятьсот рублей платило. Целюсь я, стреляю, и, как попаду, хвалить себя начинаю – ещё пятьсот рублей Маше пошлю».
Помню, мы были шокированы. Этот ответ так невыгодно контрастировал с нашим представлением о героизме, да и об этом ветеране, которое сложилось в ходе беседы. Домой возвращались понурые, не зная, о чём писать в школьной газете…
Уже значительно позже, повзрослев, я понял, что это был ответ профессионала. Профи качественно делают своё дело и хотят получать за это деньги. Воины-профессионалы идут на поле боя не погибать, а убивать врагов – умело, расчётливо, создавая ещё и материальный задел на будущее, когда они, устав от войн, построят себе домик, обзаведутся хозяйством и будут доживать век рядом со своей Марьей Ивановной. Такова жизнь…
Спустя несколько лет мне рассказали ещё об одной поведенческой, как я теперь понимаю – эпилептоидной, особенности этого ветерана. Он активно собирал в подмосковных лесах грибы – то, что называется, «косой косил», не разбирая, где съедобный, где несъедобный, где чистый, а где червивый. Варил, солил, закатывал в банки и продавал на местном базарчике. Судьба тех, кто отведывал его «грибочков», деда, судя по всему, мало интересовала. Он копил денежки, повышал своё благосостояние. И, вероятно, презрительно думал о покупателях: «Вы – идиоты, если не знаете, что покупать на базаре самодельные консервы – смертельный риск. А раз так, то туда вам и дорога». Часто, часто приходится слышать, как эпилептоиды, подвизающиеся на ниве оказания различных услуг населению, ворчат себе под нос: «И так сожрут, и за это в ножки поклонятся». Мизантропия эпилептоида порой преобладает даже над его упорядоченностью в поступках, над требовательностью к соблюдению технологий.
Справедливости ради следует отметить, что с таким брезгливым чувством, с таким пренебрежением эпилептоиды относятся не ко всем, а только к тем, кого не уважают – рохлям, неумёхам, чудикам; и не всегда – а только когда устали от пустых хлопот и бестолочи. Эпилептоид-официант в ресторане преклоняется перед требовательным, искушённым клиентом, который не стесняется прикрикнуть на него и пригрозить расправой, если что не так: «Знаю я вас, каналий!» Такому клиенту и заказ подадут вовремя, с улыбкой, превосходного качества, и рассчитают, как положено. И после его ухода эпилептоид не пошлёт ему вслед проклятие, а уважительно покачает головой: «Солидный человек!»
А того, кто смущённо здоровается, неизвестно почему заискивает перед официантом, платит за наплевательское к себе отношение щедрые чаевые, мало того, что плохо обслужат, – ещё и высмеют почти в лицо. Как говорил эпилептоидный Бернард Шоу: «Если вы, желая узнать, как пройти на почту, будете просительно заглядывать в глаза прохожим, без конца повторяя: «будьте так любезны», «пожалуйста», то вас примут за нищего». К людям эпилептоиды придирчивы, брезгливы и, нередко, жестоки, не склонны прощать ошибок и слабостей.
Всякий раз, когда мне приходится на лекции или тренинге рассказывать историю (из моей консультативной практики) о молодом мужчине, волею обстоятельств оказавшемся без работы и сидящем «на шее» у родной сестры, которая готовит ему еду, обстирывает его, убирает за ним, я получаю типичную реакцию слушателей-эпилептоидов: «Выгнать его вон, бездельника! Замок повесить на холодильник, чтобы не воровал продукты! Подсыпать в пищу крысиного яду»… Так, «по-доброму», предлагают эпилептоиды решить семейную проблему.
Они мало верят в возможность социальной реабилитации споткнувшегося, ослабевшего человека. Они спешат осудить, навесить негативный ярлык.
Эпилептоиды отыскивают среди окружающих «слабаков» – несчастных, неадаптированных людей и травят их, как охотники собаками травят зайца. Единственным спасением от подобной травли становится полное подчинение воле эпилептоида, безоговорочная капитуляция перед ним того, кого он признал «слабым». В этом случае эпилептоид даже может взять «слабака» под своё покровительство – помогать ему, защищать от других, но уже как свою собственность, лишённую права голоса. «Ты мне обязан тем, что вообще живёшь. Хочу – буду тебя кормить, хочу – самого с кашей съем», – не устаёт напоминать эпилептоид, кто есть кто на его территории.
Интересно, что эпилептоиды, не уважая людей, отказывая им в нравственности, в стремлении к светлому и высокому, великолепно понимают и используют силу морали. Нравственность – это представление людей об идеале человеческих отношений. Её главнейшая заповедь, на разных языках вошедшая в разные священные книги: «Возлюби ближнего, как самого себя». С этим эпилептоиду искренне трудно согласиться.
Мораль же – это свод правил поведения, одобряемых обществом. «Правила» – хорошее слово для эпилептоида, полезное понятие. Поэтому он досконально знает все бытующие нормы морали и следит, чтобы их соблюдали окружающие.