Ключи к полуночи
Шрифт:
Алекс отметил, что тот первый триумф был для Джоанны счастливым воспоминанием: слабо улыбаясь, она отрешенно смотрела в сад, забыв, где она находится, глаза ее блестели, как будто сквозь время она ясно видела лица и события своего прошлого.
— Во время наших выступлений, — продолжала Джоанна, — обезумевшие слушатели дико и возбужденно скакали: свинг был для них новой музыкой... а может, и не новой, может, в нем было что-то такое, что они заново открывали для себя. Как бы то ни было, со мной заключили самый продолжительный контракт за всю историю ресторана. Более чем два года я была их главной приманкой. Если бы я захотела остаться, то все еще работала бы там, но в конце концов я поняла, что мне было бы лучше уйти, если
— "Онгаку, Онгаку" совсем не такой, как вы его описали, — сказал Алекс. — Ничего подобного даже близко. С вашим уходом он потерял очень многое. Сегодня там уже не скачут и даже не подергиваются. Не что иное, как шумно-пластмассовая ловушка для туристских кошельков. Американцы, кто не особо разбирается в свинге, идут туда, чтобы потешить свое национальное расистское самолюбие и посмотреть, что это за новшество: группа желтолицых играет музыку белых людей. А японцы, я думаю, идут потому, что они помнят, какой "Онгаку" бывал раньше. Джаз-банд там теперь посредственный, а вокалисту надо вообще запретить петь где бы то ни было, даже в собственной ванне.
Джоанна засмеялась и тряхнула головой, чтобы убрать с лица длинную прядь выбившихся волос. "Этот жест, — подумал Алекс, — превращал ее в школьницу, свежую, нежную, невинную, и ей нельзя было бы дать ни на один день больше, чем семнадцать. Однако, увидев как бы новую грань ее красоты, он понял, что ему было не до любования ею: в это краткое мгновение она стала похожа даже больше, чем всегда, на Лизу Шелгрин. Она была точной копией этой пропавшей женщины.
Алекс прочистил горло и спросил:
— А когда вы приехали в Киото?
— Я приехала в июле, во время отпуска более шести лет назад. Как раз был ежегодный Гайон Матсури.
— Матсури... фестиваль.
— Да. Это чрезвычайно хорошо организованный праздник города. Во время его проходят торжества, выставки, театрализованные представления. Веселья и дружелюбия более, чем достаточно. Старые дома, особенно в Миромахи, открыты для публики. Там выставляются фамильные драгоценности и реликвии. Еще в городе проходит парад самых больших, какие только можно представить, лодок, все они пышно украшены, на некоторых из них на флейтах, гонгах и барабанах играют музыканты. Это впечатляет. Я осталась еще на неделю и влюбилась в Киото, даже когда круговерть фестиваля закончилась. Работая в Токио, я училась менеджменту, поэтому и решила львиную долю моих сбережений пустить на покупку здания. Так появился "Лунный свет". Я наняла самых лучших людей, кого смогла найти, и с тех пор как мы открылись, нам всегда сопутствует успех. Конечно, я ни в коем случае не миллионер. Вот вам, раз уж вы настояли, и история Джоанны Ранд — девушки-предпринимателя. Я вас предупреждала, что она будет скучна по сравнению с вашей. За весь рассказ ни одного таинственного убийства или "роллс-ройса".
— Однако, я еще не зеваю, — сказал Алекс.
— Только потому, что вы слишком вежливы.
— Только потому, что я слишком очарован.
— Помните о нашем договоре о честности.
— Я совершенно откровенен с вами. Я действительно очарован.
— Значит, вы не столь умны, как я предполагала, — сказала Джоанна.
— Хотелось бы услышать еще что-нибудь.
— Больше нечего.
— Ерунда. Жизнь нельзя пересказать за пять минут, а особенно вашу.
— О, да, — сказала она, — особенно мою. Всеми силами я пытаюсь сделать "Лунный свет" похожим на ресторан Рика — "Кафе Америкэн" — в Касабланке. Извините, но опасных и романтических приключений, как у Богарта в кино, со мной не случается и никогда не случится. Я своего рода громоотвод для обыденных событий в жизни. Самый критический момент, который я могу вспомнить, это когда посудомойка сломалась, и два дня все пришлось делать вручную. Это не тот материал, из которого может получиться блестящий рассказ за обеденным
Алекс не был уверен, что все, что рассказала Джоанна Ранд, было правдой. Но ее история на него произвела благоприятное впечатление, как и то, в каком виде все это было подано. И хотя Джоанна не была очень-то расположена много рассказывать о себе, когда она начала, в ее голосе не было ни колебания, ни малейшего намека на дискомфорт, испытываемый человеком, говорящим не правду. Та часть ее истории, когда она была певицей в ночном ресторане в Иокогаме и Токио, была несомненно правдой. Если бы ей и надо было что-то придумать, чтобы покрыть последние десять лет, то она не стала бы брать факты, которые так легко проверить и опровергнуть, особенно человеку, который собаку съел на этом и имеет лицензию частного детектива, подкрепленную многомиллионным состоянием. Что касается Британии и погибших во время отпуска в Брайтоне ее родителей... ну, он не был уверен, что из этого следует. В качестве приема, обрубающего все вопросы о ее жизни до Японии, это было эффектно, но уж слишком удачно. Кроме того, она рассказала пару незначительных фактов, встречающихся и в биографии Лизы Шелгрин. Все это показалось Алексу слишком большим случайным стечением обстоятельств.
Джоанна развернулась на подушечке и оказалась прямо лицом к лицу с ним. Ее колени прижались к его ногам, посылая сквозь него приятное ощущение близости.
— У вас есть какие-нибудь планы на остаток этого дня? — спросила она.
— Я оставил работу немногим более недели назад и уже бессовестно разленился. На остаток сегодняшнего дня я запланировал одну-единственную вещь — переварить обед.
— Если вы хотите посмотреть местные достопримечательности, я могла бы быть вашим гидом еще несколько часов.
Ее колени все еще были прижаты к его ногам, и чувство близости не проходило. Алекс почувствовал ее на первобытном, сексуальном уровне, как ни одну женщину за долгие годы.
Слегка прочистив горло, он произнес:
— Очень мило с вашей стороны предложить провести со мной время. Но я знаю, когда у тебя есть свой бизнес, всегда найдутся тысячи срочных дел. Я не хочу вам мешать в...
Джоанна прервала его взмахом руки.
— Марико все приготовит к открытию. Мне необязательно находиться там до половины шестого, может быть, шести часов.
— Марико? — спросил Алекс.
— Марико Инамури. Она мой лучший друг и заместитель в "Лунном свете". Она вам понравится. Марико — моя самая большая удача с тех пор, как я приехала в Японию. Она заслуживает доверия и проворна: работает, как дьявол.
Алекс несколько раз повторил про себя имя, пока не убедился, что запомнил его. Он намеревался долго и обстоятельно побеседовать с заместителем Джоанны по "Лунному свету". Марико, несомненно, знала о прошлом Джоанны больше, чем та пожелала открыть ему. Но он для этой Инамури чужой, и неизвестно, пожелает ли она удовлетворить его любопытство более, чем Джоанна. С другой стороны, если он будет достаточно обаятелен и любезен и сумеет затронуть тему, как бы вскользь и невзначай (Алекс называл это "ненавязчивым допросом"), Марико могла бы предоставить ему новую ценную информацию о прошлом Джоанны Ранд.
Джоанна коснулась его руки, возвращаясь из раздумий:
— Что вы скажете?
— О чем? — спросил он.
— Быть мне гидом или нет?
С шутливой галантностью, но в какой-то мере и серьезно, Алекс произнес:
— Дорогая леди, я пойду за вами куда угодно.
Она усмехнулась.
— Даже в объятия смерти?
— Дорогая леди, не только в объятия смерти, но и дальше, если вы пожелаете.
Ее звучный смех наполнил маленькую комнату:
— Боюсь, ничего такого, от чего бы дрожь по коже, в Киото нет. Но вы так отлично спародировали Дугласа Фэрбанкса.....