Ключи Марии
Шрифт:
Два кресла, тяжелые, бардового цвета, если и были моложе этого старого здания, то не намного. Между креслами стоял журнальный столик, а за ним – древний пластинчатый электронагреватель. По расположению пустой чайной чашки на столике Олег определил кресло хозяина и сел напротив. Дотронулся рукой до обогревателя и чуть не обжегся.
– Я вам ничего не предлагаю, – присаживаясь, проговорил старик. – Нечего предлагать, пенсия через неделю!
– Так может, я схожу, что-нибудь вам куплю? – Бисмарк доброжелательно глянул в глаза старика. Лицо его оживилось.
– Что, в самом деле? – не поверил тот своим ушам. – Магазин тут рядом, на углу! Я был бы благодарен!
Олег поднялся на ноги.
– Поесть? – уточнил он. – Или выпить?
– И выпить тоже, – на лице Игоря Витальевича Клейнода проявилась удивленная улыбка. – Раз уж вы так добры, то я сегодня на благотворительный фуршет для бездомных и бедных не пойду! Тем более, что там от коллег по бедности часто дурно пахнет!
– Хорошо, я сейчас! – Олег отправился к выходу.
– Вы дверь не захлопывайте, а только прикройте! Чтобы я снова не вставал! – крикнул ему в спину старик.
Глава 18
Львов, май 1941. Профессору возвращают полный контроль над своей жилплощадью
Выйдя из управления НКВД на улицу, Курилас увидел неподалеку свою служанку в потрепанном пальто, из которого торчали клочья ваты, она бросилась к нему с плачем и стала благодарить за спасение. На ее осунувшемся лице он увидел следы синяков. Ее всю трясло.
– Почему ты в пальто? – спросил Курилас. – Не жарко?
– Почему? У меня под ним ничего нет. Все с меня стащили.
– Кто?
– Да все эти лярвы, которые там сидят. Проститутки – вот кто! Они же дети трудового народа. Им все можно. Отведите меня скорей домой!
Их посадили в машину в сопровождении молодого офицера, которому полковник поручил нести реликвии, завернутые в полотно.
Возле ворот дома профессора стоял грузовик. Лейтенант Кравцов, опершись спиной на кабину, закуривал самокрутку. Водитель в кузове передвигал набитые чемоданы.
– Подгони их там, – крикнул Кравцов офицеру. – Заебали. Такой цирк устроили! Мало того, что мамаша – старая большевичка, так еще и сынок этой старой шлюхи – замначальника тюрьмы. Представляешь?
– Да вот я как чувствовал, что будет непросто.
– А у нас никогда просто не бывает. Он, нас, блять, всегда под танк бросает.
Курилас поднимался по лестнице, чувствуя невероятную усталость. За его спиной топали офицер и служанка. Зайдя в прихожую, они наткнулись на баррикады из вещей квартирантов. Те суетливо вытаскивали в коридор из комнат свои пожитки, упаковывались и при этом громко ссорились.
– О! – окрысилась на Куриласа мамаша. – Явился – не запылился! Посмотрите на него! Оказывается, мы ему мешали! Теперь нас на улицу? Да? С ребенками? О! А это кто!? – показала рукой на служанку. – Да это же враг народа! Ее в Сибирь упечь надо! Скотина! Половой тряпкой чуть меня не избила!
Мамаша сразу бросилась к служанке, пытаясь схватить ее за волосы, но та неожиданно боднула ее головой, видимо, в тюрьме научившись такому способу самообороны. Женщина свалилась на пол, задрала ноги, демонстрируя длинные панталоны, и завизжала, как недорезанный поросенок. Поднялся еще больший шум. Тут уже и остальные жильцы налетели и загалдели о своем, перекрикивая друг друга.
– Молчать! – рявкнул на них военный и положил руку на кобуру.
Все мгновенно умолкли и перепугано выпучили глаза. Военный подошел к мамаше, что стонала, лежа на полу и потирая ушибленный лоб рукой. Заглянул в ее опухшую от ярости физиономию и спросил:
– Фамилия!
– Петрова!
– Имя-отчество!
– Роза Михаловна.
– Так вот, Петрова, она же Роза Михаловна, даю вам час. Соблюдая полную тишину, выносите все свое барахло на улицу. Там вас ожидает грузовик, который отвезет вас на новую квартиру. Всем все понятно?
Испуганные квартиранты закивали головами и снова засуетились вокруг своего скарба. Снова послышалось движение мебели, которую совали из стороны в сторону, но теперь все происходило намного тише – съезжавшие граждане перешли на шепот. Служанка гордо посмотрела на мамашу и пошла искать свой сундук с нарядами.
– Я здесь побуду, товарищ профессор, – сказал офицер, вручая ему пакет. – Послежу за порядком.
– Спасибо.
Жена профессора тоже решила проследить за порядком и не зря, потому что квартиранты уже начали тянуть в коридор и не свою мебель.
– Простите, – сказала хозяйка квартиры. – Это не ваш диван. И ковер не ваш.
– Как не наш? – возмущенно зашептала мамаша. – Как не наш? Мы уже месяц, как спим на этом диване!
– Отнесите на место! – снова рявкнул офицер. – Чужого не трожь! За мародерство – трибунал!
– Да вы знаете, кто мой сын?
– Мне насрать, кто ваш сын! – рявкнул офицер. – Понятно?
Мамаша схватилась за сердце. Диван «поехал» назад. Теперь за порядком следили оба – офицер и жена профессора. К ним вскоре присоединилась боевая служанка, которая наконец переоделась и привела в порядок лицо. Она стояла, приосанившись, и готова была в любой момент броситься на отступающих врагов.
Богдан Курилас закрылся в своем кабинете, выложил реликвии на стол и задумался. Новая ситуация казалась непростой. Он должен был найти что-то, о чем не имел ни малейшего понятия. Более того, он должен был еще и отнестись к этой задаче как можно серьезнее, не подвергая сомнению полковничьи выводы и гипотезы.
При всем этом шуме и гаме сесть за работу было немыслимо. Курилас отправился на кухню и сделал себе чаю. Слышал, как жена снова делает замечание: квартиранты пытались вынести картины. Все мелкие картины из тех комнат, в которые их заставили заселить новых жильцов, профессор успел забрать, оставил только большие. Это было мудрое решение, потому что небольшие картины эти советские граждане уже бы спрятали в свои громоздкие деревянные чемоданы.
В последние минуты времени, которое офицер выделил квартирантам на выселение, дом просто вздрагивал от топота ног, хлопанья дверей и детского плача. Наконец все затихло. Курилас вышел, чтобы поблагодарить офицера, и увидел, что тот с его женой сидят за журнальным столиком и пьют кофе. Пани профессорша умела находить общий язык с кем угодно, так что быстро нашла его и с чекистом. Родом он оказался из Подолья, окончил Институт народного образования и был очень рад, что попал во Львов. Для него это была настоящая Европа. Такой себе вежливый и милый интеллигент. «Интересно, он с такой же учтивостью сажает людей в товарняки, чтобы отправить в Казахстан?» – подумал Богдан. Наконец попрощались, офицер ушел.