Ключи Марии
Шрифт:
Служанка взялась заметать в освобожденных покоях, время от времени выкрикивая проклятия в адрес освободителей. И вдруг возмущенно воскликнула:
– Да чтоб они обосрались! Люди добрые! Да кто такое видел?
– Что такое? – спросила профессорша и поспешила в комнату. За ней последовал и Курилас.
Их мебель была на месте, но… Добротный ореховый шкаф квартиранты поцарапали ножом так, чтобы можно было прочитать слово из трех букв, кожаную кушетку вспороли, картины тоже.
– Вот скоты! – возмутилась жена.
– Я сейчас догоню их! – вызвалась служанка.
– Нет-нет, – успокаивал их Богдан. – Не надо. Это лишнее. Несчастные люди. Нам и так всего этого много.
– Они тоже не вечные, – сказала жена.
– Как и мы… как и мы…
Вдруг входная дверь распахнулась и появился офицер, волоча за собой одного из выселенных мужчин. У того из разбитого носа капала кровь, и он все время шмыгал.
– Я услышал от них, что они натворили, – сообщил офицер. – Хвастались между собой. Но не переживайте. Вам все компенсируют.
После этого он потянул мужика обратно и с силой вышвырнул на лестничную площадку. Курилас услышал, как тот под крики своей семьи с грохотом покатился вниз. Офицер вынул блокнот и быстро записал о всех обнаруженных повреждениях имущества, потом извинился и ушел.
– Какой хороший человек, – жена профессора чуть не прослезилась.
– Посмотрим, – ответил Богдан. – А вот если бы попался им в руки наш Олесь, то не думаю, что ты сохранила бы о нем такое же мнение.
– Видишь, он же сказал: все нам компенсируют.
– А ты задумалась, каким образом? Нет? Я тебе подскажу: привезут нам мебель и картины из квартиры другой семьи, которую отправили в Сибирь. И в то время, как мы будем сидеть на их кожаной кушетке, они будут мерзнуть на деревянном полу товарного вагона!
Курилас увидел, как лицо жены побелело, и пожалел о сказанном. Но уже было поздно. Он обнял ее, прижал к себе, поцеловал в лоб и ушел в кабинет. Жена тем временем позвала служанку, и они вдвоем принялись наводить порядок в комнате сына. Им хотелось восстановить вид, который она имела еще до появления «квартирантов», и в первую очередь развесить на стенах картины, нарисованные Олесем, вернуть на полки его книги, ранее припрятанные по всем закуткам оставленной им жилплощади, включая пространство под их кроватью.
Глава 19
Киев, октябрь 2019. Клейнод-отец, Клейнод-сын и загадка белого порошка
Противный голос пожилой кадровички все еще звенел в ушах у Бисмарка, когда он открывал дверь квартиры. «Вы что, думаете, что вы незаменимый? – почти кричала она. – Да у нас на ваше место три претендента! Из них двое – кандидаты наук!» «Как же это вы меня без научной степени электриком взяли?» – рассмеялся ей в ответ Олег. «Ничего-ничего! – приговаривала кадровичка. – Скоро у нас будет, как в Америке! Ты не выбираешь работу, ты хватаешься за любую, какую можешь найти! Вот тогда посмотрим, какую работу вы найдете, когда нечем будет за газ платить!»
Теперь в кармане лежала трудовая книжка с очередной записью «уволен по собственному желанию». По словам кадровички, он должен был кланяться ей в ноги за такую запись, а не за увольнение по статье за прогулы. Но Олегу были далеки и непонятны советские ценности рабочей репутации. Теперь эта книжка снова будет валяться в нижнем или в верхнем ящике стола и, возможно, никогда ему больше не пригодится. Потому, что работать ради пенсии, а жить ради работы он не собирался. Своей главной работой он считал жизнь. А жизнь – это когда ты занимаешься любимым делом, и не важно: платят тебе за это или нет!
На кухонном столе к своему удивлению он увидел тарелку с холодным супом и рядом записку: «Если хочешь горячее – подогрей!»
– Обещанный обед! – догадался он и почувствовал себя слегка виноватым.
Да, Клейнод-младший отвлек его от всего, включая возможность пообедать с Риной по-домашнему.
Клейноду недавно исполнилось восемьдесят два. Так что думать о нем, как о «младшем», казалось чем-то и странным, и смешным. С другой стороны, мысли о его недавно умершем отце, возраст которого Олег не уточнил, но примерно мог вычислить, настраивали на определенный позитивный лад и словно подсказывали Бисмарку, что он занимается правильным делом, делом, которое явно ведет к долголетию, ведь и Георгию Польскому, если верить правнучке и фотографии из Греции, уже сто восемь, и Виталий Петрович Клейнод-папа, умерший пару лет назад, если и не дожил до ста, то только чуть-чуть, хотя вполне мог и дожить, если допустить, что сын у него родился сразу после совершеннолетия отца. Правда, имущественный ценз у этих двух археологов-долгожителей очень даже различался. Георгий Польский обитал в своем доме на греческом острове и деньгами помогал родне в Киеве. А Виталий Петрович бедствовал себе на Подоле и зависел от каких-то лекарств, которые только Польский мог достать и прислать. И как только передачи с греческого острова на Подол прекратились, жизнь Клейнода-отца закатилась, как вечернее солнце.
Клейнод-сын, к сожалению, не знал названия присылаемого из Греции лекарства. Зато знал, что папа страдал от рака желудка и гипертонии. И белые мельчайшие кристаллики, практически – белый блестящий песочек, а не привычный аптекарский порошок, не только освобождали папу от боли и от скачков давления, но и давали удивительную для состояния его здоровья и возраста силу и энергию. Одного сложенного «фантика» с этим лекарством, весом не больше двух грамм, ему хватало на несколько месяцев.
Клейнод с завистью рассказывал, как отец вдруг решил заняться скандинавской ходьбой, добыл где-то старые лыжные палки и выходил ночью на двухчасовую прогулку. Проходил он всю Константиновскую аж до автомобильных салонов, и потом возвращался домой и все еще не хотел ложиться спать, бродил по квартире, мыл посуду.
Странно, что это лекарство Польский присылал в письмах. Бисмарк просил сына археолога поискать конверты с обратным адресом. Тот пообещал, хотя сразу предупредил, что в их квартире вещи и документы пропадают бесследно. А потом добавил, что и паспорт свой потерял уже как год. В любом случае, теперь у Клейнода есть номер мобильника Олега и если он что-то найдет, то обязательно позвонит!
– Удивительно, сколько интересного можно узнать в обмен на пачку пельменей и бутылку херсонского «Каберне»! – все еще радовался Олег.
Холодный суп, оставленный ему Риной, не вызвал аппетита. А подогревать его не хотелось. Не хотелось отвлекаться от сегодняшней встречи с этим разговорчивым старичком. Олег припоминал различные детали их беседы, вспоминал и саму квартиру, мебель, захламленную кухню, странный запах, в котором улавливались и нотки мокрых обмылков, и дыхание теплой сырости. И да, раскрыл старик тайну общественной организации «Институт-архив», от имени которой он отправлял товарищу отца требовательные письма. Оказалось, что некий молодой человек попросил у старика зарегистрировать по его адресу общественную организацию и дал ему за это пятьсот долларов. А потом принес какие-то бумаги на подпись, показал сыну археолога две печати: круглую и прямоугольную с адресом. Круглую забрал себе, а прямоугольную оставил старику. Так что Клейнод теперь чувствовал себя не просто стариком, а учредителем важной общественной организации. А на вопрос Бисмарка: «Чем занимается Институт-архив?», он ответил: «Да тем же, чем другие такие же – ничем!»