Ключи Марии
Шрифт:
– Есть.
Лейтенант отдал честь и вышел. Ваврик подождал, пока закроется за ним дверь и обратился к профессору, который только мгновение назад с удивлением прислушивался к этому судьбоносному диалогу и не мог не поразиться той легкости, с которой полковник переходил с грамотного украинского на кирзовый русский и обратно.
– Как вы думаете – кто эти всадники?
– С первого взгляда показалось, что это сарацины, так как они ехали в поход по двое на коне.
– Возьмите, – полковник протянул лупу и с нескрываемым самодовольствием следил за каждым движением Куриласа.
Профессор поднес лупу к печати:
– Теперь вижу, что это крестоносцы.
– Все мужчины? – спросил Ваврик.
– Похоже, что все… А кто же еще?
– А посмотрите внимательнее – здесь полковник уже торжествовал. – Разве вам не кажется, что крестоносец посередине – женщина?
– Откуда это видно?
– Потому, что она прижалась к переднему грудью и даже голову положила на плечо.
– Так, может, он того…
– Гомосексуал?
– Почему бы и нет? Они существовали еще и в античности. А во всех замкнутых средах, тем более в орденах, это практиковалось.
– Да. Но не в этом случае. Передний рыцарь, как и тот, что сзади, имеют открытые головы. Капюшоны плащей заброшены за спину. У переднего и заднего шлемы привязаны к седлу, и волосы у них до плеч. А вот у этого, что посередине, капюшон закрывает голову, видно только узкий профиль лица. Ответ прост…
– Вот оно что! – удивился Курилас. – Это действительно женщина, которой надо спрятать свои волосы, поэтому она в капюшоне. Итак, это рыцарь Ольгерд и та таинственная дева?
– Именно!
– Кто же тогда третий?
– Возможно, тот, кто потом убьет Ольгерда в Киеве. А, возможно, еще один охранник девы. Кстати, я обещал вам рассказать о парусах на корабле, которым Дева плыла в Новый Свет.
Полковник положил на стол фотографию старинного рисунка, на котором хорошо был различим корабль, девушка со знаменем, а на парусе красовались три всадника на одном коне. Правда, эти всадники больше походили на древнегреческих воинов, чем на рыцарей.
– Это тот корабль из Атлантиды? – спросил Курилас.
– Именно тот!
– Позвольте… но я не понимаю… Атлантида ушла под воду еще до нашей эры, а Богородица.
– Да, вы правы, – снова обрадовался полковник. – Богородица – это уже наша эра. Но мы же с вами говорили, что Дева вечна. Или в образе египетской богини Маа, или шумерской богини Инанны, или аккадской богини Иштар. Она была всегда. И история ее жизни всегда повторяется.
Глава 17
Киев, октябрь 2019. Мания преследования часто переходит в манию величия
– О чем ты хотел поговорить? – напряженно спросила Рина, когда они спустились в бар-подвальчик на Большой Житомирской. – Что, нельзя было дома?
Она непонимающе смотрела на удивительно неприветливого Бисмарка, который молча выпил с ней кофе на кухне, а потом требовательным тоном приказал собираться и идти за ним. Он и сам удивлялся сейчас: как это она так быстро и легко повиновалась ему и пришла сюда, даже не спросив, куда он ее ведет.
«Ни хрена себе! – возмутился мысленно Олег. – Она мой дом уже считает своим!»
– Тебе коньяк? – спросил он, проигнорировав ее вопрос, и тут же заказал у девушки за барной стойки два по пятьдесят «Закарпатского».
Уселись за угловой столик. Этот бар мог показаться уютным только после двух-трех бокалов коньяка. Олег уже заходил сюда пару раз и, надо признать, оба раза ему тут не понравилось. Слишком низкий потолок, слишком мрачные стены, по которым куда-то еще глубже под землю спускаются чугунные трубы канализации, а из них иногда доносится мокрый шелест воды.
Почему он ее сюда привел? Он этого и сам толком не понимал. Может именно потому, что здесь, в этом баре, слишком явно ощущался подвал, помещение казалось тесным и недружелюбным? Как какая-нибудь подвальная камера НКВД или гестапо в советском фильме. Сознательно или подсознательно, но он ее привел сюда на допрос. Или, возможно, он просто хотел отвести ее подальше от дома, и одновременно свой гнев желал выходить-вытоптать, передать через подошвы ботинок асфальту. И ведь на самом деле, сейчас он был сердит скорее по инерции, чем в действительности. Его гнев давно поглотила усталость из-за бессонной ночи, последние два часа которой он все-таки провел на диване под своим одеялом рядом со спящей Риной. Только вот рукам он уже волю не давал.
– Ты мне ничего не хочешь рассказать? – продолжая сохранять на лице мрачное, враждебное выражение, спросил он.
– А что я могу сказать? – Рина попробовала коньяк, скривила губки и отодвинула бокал от себя.
– Что, фальсификат? – ехидно спросил он.
– Дешевый коньяк от фальсификата почти не отличается, – спокойно проговорила она. – Да и мне сегодня не хочется пить! Это только когда депрессия догоняет! Так что ты хочешь от меня услышать?
– Ну, например, «Олежка, я жду от тебя ребенка!»
– Мальчик, – удивилась Рина. – Мы же с тобой не любовники!
– О! Точно! – закивал Бисмарк. – Тогда расскажи, что ты делаешь у меня в квартире?
– Ты проявил милосердие и великодушие и пустил меня в трудную минуту пожить у себя дома, – совершенно спокойно произнесла она.
Бисмарк тяжело вздохнул. По крайней мере, она признает, что это его дом!
– А с «братом» Колей ты у меня дома случайно не встречалась? Ну как на свидании?
– «Брат» Коля мне как брат, он тоже не любовник!
– И ребенка ты тоже не ждешь?
– С чего ты взял? – спросила она, прищурившись, словно всматриваясь в его глаза, что могло было оказаться делом не простым из-за скудности освещения.
– Знаешь, я же не совсем дурак! Вчера вечером, когда ложился спать, случайно дотронулся до твоей груди… У тебя молоко!
– Случайно дотронулся до моей груди? – повторила Рина и губы ее расплылись в улыбке. – Больше ты ни до чего случайно не дотрагивался?
– Ты будешь все в шутки переводить? – Бисмарк не сдавался и действительно в его голосе прозвучало искреннее раздражение.