Ключи от рая
Шрифт:
О-хо-хо…
То, что я работала у мистера и миссис Джекобс и побывала в Израиле, очень помогло мне. В конце концов, я знала, что такое седер, и Песах, и Высокий праздник. Я знала о Хануке вместо Рождества, знала, что молочные и мясные блюда должны подаваться отдельно, есть даже тарелки для них, и о том, что нельзя есть мясо парнокопытных.
Миссис Файн была красиво одета и очень хороша собой. Она очень волнуется из-за пустяков, предупредила меня Ривка. Но одно было ясно. Она просто обожала свою дочь.
Я сказала об этом Ривке, когда мы остались одни в необыкновенно красивой спальне.
— Может быть, —
Первые дни прошли без особых проблем. Миссис Файн интересовало, как моя мама соблюдает правила приготовления кошерной пищи. Я сказала, что соблюдает, и услышала свой голос, описывающий синагогу, куда ходило семейство Джекобс, когда приезжало в Дублин, но где я ни разу не бывала. Я должна была исключать из своих разговоров тот факт, что я преподавала с монахинями в монастыре в Святой Ите, и делать упор на работу в средней школе с мифическими мелкими, но активными еврейскими сообществами в Россморе. В действительности в Россморе было всего три еврейских семьи, но знать это миссис Файн совсем не обязательно.
Они были очень приветливы со мной и просто счастливы, что я, как и Ривка, живу в доме моих родителей. По их мнению, только легкомысленные молодые девушки могли жить на квартирах.
«Молодые девушки!» Оказавшись одни, мы с Ривкой посмотрели друг на друга. Если бы мы были молодыми! Трогательные старые девы; прожили около четверти века на этой земле, и никаких намеков на мужа или хотя бы жениха.
Когда они обращались ко мне, называя меня Малкой, или упоминали это имя, я боялась, что не смогу достаточно быстро ответить, но Ривка сказала, что у меня получалось очень хорошо, и еще раз попросила прощения за этот нелепый фарс, который мы устроили в эти дни.
А потом наступило время уезжать, и было долгое утомительное путешествие на поезде в летний лагерь, где меня опять стали звать Морин, а не Малка, к чему я уже начала привыкать. Спортивных занятий было больше, чем я ожидала, были экскурсии и пешие прогулки, игры в бейсбол и бесконечные усилия по утешению девочек, которые считали, что их матери ненавидят их, поэтому и услали их на лето.
— Матери не могут вас ненавидеть, — объясняла я снова и снова. — Они как раз считают, что делают для вас все самое лучшее. Это не всегда так, но на самом деле они этого не знают. — Я думаю, что в нескольких случаях восстановила разрушенные отношения и успокоила несколько разбитых детских сердец.
В письмах я занималась тем же самым.
Ривка в своих письмах постоянно говорила, что ее мать просто в восторге от меня и после моего отъезда часто вспоминает по любому поводу. У Малки такой жизнерадостный характер, и Малка никогда не перехватывает куски между едой, и она интересуется людьми, которые живут рядом, вместо того чтобы их не замечать, как это делает Ривка.
Я отвечала, что определила для себя жизнь прежде всего как действие. И вот я, скрыв свое происхождение, выдаю себя за члена их сообщества. Они принимают это. И в этом состоит урок. Мы должны показывать людям, что мы спокойнее, счастливее, выдержаннее, чем есть на самом деле.
Ривка ответила, что она много думала об этом и что я на самом деле открыла всеобщее правило.
А еще через неделю, когда проводились игры, в которых наш лагерь состязался с другим, я встретила
Чувства были настолько сильны, что он собрался повидать моих родителей при возвращении в Ирландию. И хотя он не был ни врачом, ни юристом, а всего лишь учителем, как и я, он обладал всеми качествами, которые требовались моей маме: он был католиком, из хорошей семьи и отличался по-настоящему хорошими манерами.
К Рождеству он сделал мне предложение.
Я не была уверена, что хочу уехать и жить в глуши и, возможно, быть растворенной в его большой семье; но все они были очень гостеприимны, и я решила, что стать его женой для меня более важно.
И я сделала это — я вышла за него замуж и переехала в глубь страны. Я сообщала Ривке о каждом шаге на этом пути, и, к счастью, она встретила Макса, который хоть и не был дантистом, но был очень успешным бизнесменом, имевшим собственное туристическое агентство, и ее мать чрезвычайно довольна им, и она тоже собирается выйти замуж. Она приехала в Ирландию на мою свадьбу, которая состоялась раньше, и это было прекрасно, и на мою маму произвели такое впечатление ее наряд и то, что дядя Деклана оказался судьей, что она умудрилась не поинтересоваться у Ривки насчет ее необычного имени и не заметила, что свадебный подарок от мамы Ривки был адресован «Дорогой Малке».
Ривке в Россморе все казалось неправильным. Она называла статую в церкви «благочестивой», а не «святой». Она была удивлена продолжительностью брачной церемонии, и папским благословением, и тем, что многие женщины были в платках и накидках на головах вместо того, чтобы надеть нарядные шляпки.
Она не могла понять, зачем на свадьбе подано такое количество выпивки и зачем столько людей, распевающих свои песни…
Но это было важное событие, и Деклан крепко держал меня за руку, и я никогда не думала, что могу быть такой счастливой.
На медовый месяц мы с Декланом поехали в Испанию, а потом вернулись, чтобы жить в его краях, которые представляли собой горную местность, где не происходило ничего примечательного. Поскольку я была замужней женщиной, я больше не могла работать учительницей, и время тянулось очень медленно. Дни были очень похожими один на другой, кроме воскресных, когда мы обедали у его матери и его сестер, которые каждую неделю интересовались, не беременна ли я.
Письма от Ривки были живительным лучом в этой тихой заводи. Она советовала, какие книги читать, она предлагала устроить что-то вроде передвижной любительской библиотеки для тех, кто не может выходить из дома. И всем понравилась эта затея. Деклан зашел так далеко, что назвал меня вдохновленной.
Но поехать на свадьбу Ривки со мной он не захотел. Это слишком далеко, слишком дорого, он не знает, как вести себя с евреями и их обычаями. Нет, он хочет обойтись без этого. Что ж, я поняла, что уговаривать его бесполезно. Я утешилась тем, что если мне опять нужно стать Малкой, то это будет легче сделать без Деклана. Так оно и оказалось.
Это была совсем другая свадьба — балдахин в большом саду семьи Файн, пение на иврите, разбивание стеклянного бокала, что было как-то связано с разрушением Храма, но я не могла об этом спросить, потому что в ипостаси Малки я, само собой разумеется, должна была это знать.