Книга 1. Башня аттракционов
Шрифт:
Такие только унизывать бриллиантами чистой воды, такими перебирать струны арфы, извлекая райские звуки. Длинные, тонкие, прозрачные, аристократически сужающиеся к концам… Увенчанные миндалевидными розовыми ногтями, которым и маникюр не нужен. Увы, слегка тронутые трупной чернотой: свою гнусную подтачивающую работу начал безжалостный тлен.
Как бы смотрелись худые трепетные пальцы на кнопках Лолиной «Соньки»! Как бы приличествовали печальному моменту!
И Лола в туалете держала под струёй воды пальцы-коротышки, брезгливо стряхивая
Вернулась к столам, где уже подавали украшенный мармеладками нежно-розовый кисель, очень аппетитно смотрящийся в стеклянных вазочках. Лола не удержалась, снова налегла на блины.
Салфеток уже не было, вечно их не хватает на таких мероприятиях. Гости, забывшие прихватить пакеты, тырили поминальную стряпню, рассовывали по карманам и сумочкам – тут-то и пригождались салфетки. Лола, оглядываясь по сторонам: не видит кто? – тайком облизала масляные пальцы.
Но всем было не до Лолы. Поминки достигли той неизбежной стадии, когда гости заплетающимися языками начинают желать живым присутствующим – земельки пухом, а покойнику – здравия и долгих лет жизни.
– Па-звольте помочь! – сосед, которого порядком развезло, галантно привстал и снова плюхнулся на стул. Схватил Лолину руку, хищно всмотрелся и – перецеловал каждый палец: все до единого!
– Пра-ашу прощения! – пускал он слюни. – Божественные пальчики… Сам великий Финелли…
Убежав от неприлично возбуждённого гостя в туалет, Лола снова держала руки под краном – уже не брезгуя, а любуясь ими. Шевелила сильно удлинившимися музыкальными пальцами, балуясь и устраивая радужный веер брызг. Залила весь пол в туалете.
Словно подтверждение дара судьбы, один из пальцев украшало обручальное медное колечко. Такие – дешёвенькие, со стекляшками, чтобы не тратиться, – надевают усопшим девственницам.
– Ну, я и напилась, – хихикнула Лола. – Утром проснусь – поржу.
Наутро новые пальцы никуда не делись. Лола не знала, как понимать происходящее. Снимать кольцо или оставить? От него немножко мёрз палец.
Зазвонил телефон: Лоле напомнили о сегодняшнем ритуальном действе. Было не интересно: хоронили старуху. Но идти надо.
И вот ведь, старуха-то старуха – а волосы сияют вокруг головы царственной платиновой короной. Лола никогда не видела такой роскоши. Дамы в трауре завистливо шептались:
– Актриса! Шестьдесят лет – ни единого седого волоска! Говорят, никогда не мыла шампунем – только приготовленной по особому рецепту луковой кашицей.
– Что вы говорите? Но как же она отбивала луковый запах?
– Да в том и дело: запаха не было! Рецепт особый, дореволюционный…
На болтушек строго взглянул, пресекая посторонние разговорчики, лысый сын актрисы – наследник первой очереди и, по совместительству, распорядитель похорон.
А Лола всё наводила объектив на волосы покойной красавицы. Уложенные вокруг головы в тяжёлую корзину, они не умещались на маленькой атласной подушечке. А у Лолы-то под вязаной шапкой с помпоном – вечно засаленные, жиденькие волосёнки птичьего, воробьиного цвета…
Стоит ли говорить, что, придя вечером домой, она стянула шапчонку – и на плечи, и на спину, и ниже попы хлынул нескончаемый каскад волос. Только успевай подхватывай, цеди сквозь пальцы тяжёлую, прохладную, драгоценную платину. Чтобы добиться такого оттенка, модницы оставляют уйму денег в салонах красоты.
Лола к работе стала подходить избирательно. Предпочитала молодых красивых девушек.
Хотя вот в последний раз предавали земле нежного кудрявого, как тонкорунная овечка, юнца. Из гроба, из твёрдых крахмальных кружев торчал безупречный точёный носик – бывают же такие носики: слегка вздёрнутые, с вырезанными лепестком ноздрями, почти без крылышек! В публике шептались, что красавчик добровольно покинул этот мир из-за измены возлюбленного.
Наутро Лоле к гадалке не ходи. Вместо пятачка Нуф-Нуфа между глаз – получайте античный греческий нос. Не исключено, именно такой, который вандалы отшибли у юного мраморного Диониса.
Вместо собственных оттопыренных лопухов – маленькие раковинки ушей… Вместо щербины – ровные ослепительные зубки, какие показывают в рекламе отбеливающей зубной пасты… Вместо поросячьих ресничек…
А вот с ресницами Лола крупно прокололась: оказались накладными. Впрочем, уже через неделю подыскала кандидатуру с длиннющими, густейшими натуральными ресницами, бросающими тень на впалые восковые щёки. Поэты такие ресницы рифмуют с крыльями – мантильями, с густым частоколом – сердечным уколом и пр.
И Лола увлечённо, упоённо, жадно продолжала создавать, оттачивать, творить новую – себя.
Придирчиво подбирала на очередных похоронах приглянувшуюся деталь лица и тела. Приценивалась, сравнивала, мысленно хлопала в ладоши от восторга, браковала, отвергала, капризничала, кусала нижнюю губку.
Губы она выбрала, как у Джессики Альбы. Не у самой артистки, конечно, а у одной очень похожей хорошенькой наркоманки, не рассчитавшей дозы. Губки были пухленькие, резко очерченные, будто перетянутые ниточкой посередине.
А ещё она сделала себе талию. Нет, не так: сделала себе ТАЛИЮ. У пожелавшего обнять рука не нашла бы у Лолы обычных форм и провалилась в пустоту. Он бы руку перехватил – а рука бы снова ушла в никуда. Вот такая неправдоподобная, узкая рюмочная талия!
Что говорили знакомые?
– Видали: Лолка сделала офигенную пластику! Откачала жир – тазами выносили, килограмм сорок… По два ребра удалила – для осиной талии. Грудь и ягодицы надула силиконом. Пересадила радужку и волосы… Прижились – как свои. А доноры у неё, кто бы вы думали?! – дальнейшее произносилось шёпотом на ушко и сопровождалось изумлёнными, недоверчивыми, возмущёнными возгласами.