Книга 2. Бегляночки и розочки
Шрифт:
На лекциях рисовал торчащие грудки и, дико оглянувшись, рвал рисунок в мелкие кусочки. В буфете брал только воду и уценённый вчерашний пирожок: копил деньги на бар, да и не хотелось.
Мать тревожно спрашивала:
– Алёша, ты не болен? На лице одни глаза остались.
Под ногами громко хрустел весенний снег, утренний морозец засахарил его в крупные грязные кристаллы. Тётка впереди по-утиному переваливалась на растоптанных больных ногах, спешила – в раннюю смену в больницу или на станцию. Тётку эту приметили, выскочив из бара, разгорячённые, раздразнённые, недобро заряженные Славик и Витёк.
– Уродка, – сплюнул Витёк.
– Какая разница, – не согласился трезвомыслящий Славик. Он всё время оглядывался и облизывал губы. – У них всё одинаково устроено. Если что, свалим на этого.
У Алёши, плетущегося за случайными приятелями, в голове крутились цветные картинки: тёплые лампы, голые сливочные женщины. Спящие чёрные дома казались крошечными, а раскачивающиеся перед глазами спины парней – громадными. В них таилась угроза, и пускай. Чем хуже, тем лучше.
– Эй, э-эй! – окликнул их девичий голос. Алька – она с работы возвращалась в общагу – нагнала троицу. Задыхаясь от бега, быстро и грубо говорила: – Вы чего это задумали, а?! А ну, гадёныши, брысь по домам, я охрану вызвала!
Витёк и Славик слиняли. Перед Алёшей стояла девчонка со странной фамилией Плечевая. Впервые он близко видел её глаза: в размазанной туши, набрякшие смертельной усталостью. Они стояли и смотрели друг на друга – две судьбы, которым совсем ни к чему было пересекаться на данном плече жизни.
РЕБЁНОК НА КЛУМБЕ
«ПОСМОТРЕТЬ РЫБОК»
Накануне искрящегося, хрустального новогоднего праздника в дежурный отдел поступило заявление от молодой женщины. У магазина, где она делала покупки, потерялись ее дети: пятилетняя Катя и шестилетний Илюша. Прочесывание ближайших дворов, расспросы прохожих ничего не дали. К поиску подключились патрульные службы, ГАИ, угрозыск. Искали с собаками.
Утром об исчезновении детей сообщило городское радио. А ровно через сутки прозвучал «отбой». Но не стоило с облегчением переводить дыхание. Детей нашли в речной проруби. Следователя что-то настораживало в поведении матери. После четырех часов допроса женщина призналась, что она утопила детей и готова показать место преступления. Мотивом для убийства, с ее слов, послужило устройство личной жизни. Ее сожитель говорил: «Я бы женился, да у тебя дети». А она так его любила… Как выяснилось: любила больше жизни собственных детей.
В полночь следователь, представители прокуратуры, эксперты-криминалисты, понятые отправились к реке. Фотообъектив запечатлел в зимней мгле фигуру женщины в нарядной пушистой шубке. Взмахом руки она указывала: вот сюда она привела детей, заботливо, тепло укутанных, затянутых в шарфики – мороз все-таки. Малыши радовались: мама обещала показать рыбок.
Капитан милиции погрузил руку глубоко в снежную кашицу, затянувшую прорубь. Первым на лед легло тело мальчика. Вскоре наверх была поднята и Катюшка. Щечки у обоих полыхали румянцем…Опустели шкафчики в детском саду. На похоронах в декабрьский мороз волновалось море живых цветов. Среди венков был и такой: «От скорбящих матерей».
В те морозные дни Нина К., как все горожанки, ахала, ужасалась, всплескивала руками – не верила, что мать способна на такое чудовищное преступление. Не исключено, что с сослуживицами скидывалась на венок «От скорбящих матерей»…
МЕДЕЯ ХХ ВЕКА
Позвонила знакомая, учительница истории. «У нас в школе страшное происшествие. По слухам, Нина К. зарезала двух дочерей и пыталась покончить с собой. Одна – второклашка, а Катю, пятиклассницу, я учила. Такая миленькая, шустрая девчушка. На переменках ловчее всех скакала через резинку. На уроке успевала одновременно слушать меня, подсказывать соседке, рисовать рожицы в тетради и глазеть в окно.
Трубка некоторое время молчит: знакомая плачет.
– В среду мой урок в пятом классе был первым, не хватало двух Катерин. Одна пришла через пять минут, напротив другой я поставила «Н» – пропуск. В перемену позвонили из милиции и сообщили такое, от чего у учителей дыбом встали волосы. У моих пятиклашек, которые догадывались, что произошло страшное, вытянулись, посерьезнели личики.
Долго после этого она ловила себя на том, что страшится ставить «пропуск».
Тридцатилетняя Нина жила с мужем, двумя дочками, свекром и свекровью в двухкомнатной квартире. Утром свекровь вместе с сыном ушли на работу. Свекор, проснувшись, заглянул в соседнюю комнату – пришедшая с ночного дежурства сноха писала что-то за столом. Подняла голову, попросила закурить.
Дед ушел получать пенсию и вернулся только в полдень. Дома стояла непривычная, странная тишина. Решив, что внучки в школе, а сноха спит, не стал ее тревожить, ушел на кухню. Заглянула подруга Нины, из комнаты выскочила сама не своя: «Да что у вас тут происходит?!»
Комната молодых напоминала бойню: три неподвижных окровавленных тела, всюду кровь, валяются два ножа. Вечером по местному каналу на экранах мелькали кадры: вдавленные в широкую тахту, в смятые пододеяльники плоские детские тела с неловко подвернутыми ногами, задравшимися юбчонками. Крупным планом: свесившаяся детская рука в засохшей крови. А еще – демонстрировали фото из семейного альбома самой Нины: открытое, красивое волевое лицо в ореоле светлых пышных волос. Прямой решительный взгляд. Так и есть, говорят те, кто ее знает: высокая, статная, видная женщина.
На первом допросе Нина сразу призналась, что девочек убила она. План убийства вынашивала месяц. Говорят, Нина болезненно, до умопомрачения любила и ревновала мужа. Муж – симпатяга, неизменно пользующийся дамской благосклонностью, завсегдатай веселых застолий. Она и сама была не прочь время от времени пропустить рюмочку «успокаивающе-расслабляющего». Вино успокаивало плохо. «Трезвая-то ничего, а выпьет – становилась буйной», – определил ее поведение свекор. В последнее время они с женой подыскивали съемную квартиру. Боялись за сына: сноха в ярости грозилась убить его.