Книга 2
Шрифт:
Меня благодарили власти, жал руку прокурор, А после посадили под усиленный надзор.
С тех пор, друзья и братцы, одну имею цель, Чтоб как-нибудь пробраться в этот солнечный Марсель,
Где девочки танцуют голые, где дамы в соболях, Лакеи носят вина, а воры носят фрак.
На дистанции четверка первачей. -----------------------------
На дистанции четверка первачей. Каждый думает, что он то побойчей. Каждый думает, что меньше всех устал. Каждый хочет на высокий
Кто-то кровью холодней, кто горячей. Но, наслушавшись напутственных речей, Каждый съел, примерно поровну харчей. И судья не зафиксирует ничьей.
А борьба на всем пути в общем равная почти.
"Расскажите, как идут, бога ради, а?"
Телевиденье тут вместе с радио.
"Нет особых новостей, все ровнехонько,
Но зато накал страстей - о-го-го какой."
Номер первый рвет подметки, как герой. Как под гору катит, хочет пир горой. Он в победном ореоле и в пылу Твердой поступью приблизится к котлу.
"Почему высоких мыслей не имел?" "Да потому, что в детстве мало каши ел" Голодал он и в учебе не дерзал, Успевал переодеться и в спортзал.
Ну что ж, идеи нам близки: первым - лучшие куски,
А вторым, чего уж тут, он все выверил,
В утешение дадут кости с ливером.
Номер два далек от плотских всех утех. Он из сытых, он из этих, он из тех. Он надеется на славу, на успех. И уж ноги поднимает выше всех.
Вон наклон на вираже - бетон у щек. Краше некуда уже, а он еще. Он стратег, он даже тактик. Словом - "спец", Сила, воля, плюс - характер. Молодец.
Этот будет выступать вон, на салониках.
И детишек поучать в кинохрониках.
И соперничать с пеле в закаленности,
И являть пример целе-устремленности.
Номер третий умудрен и убелен. Он всегда второй надежный эшелон. Вероятно, кто-то в первом заболел, Но, а может, его тренер пожалел.
И назойливо в ушах звенит струна: "У тебя последний шанс, эх, старина" Он в азарте, как мальчишка, как шпана, Нужен спурт, иначе крышка и хана.
Переходит сразу он в задний старенький вагон,
Где былые имена прединфарктные.
Где местам одна цена - сплошь плацкартная.
А четвертый, тот, что крайний, боковой, Так бежит, ни для чего, ни для кого, То приблизится, мол, пятки оттопчу, То отстанет, постоит, мол, так хочу.
Не видать второму лавровый венок, Не увидит первый лакомый кусок, Ну, а третьему ползти на запасные пути
Сколько все-таки систем в беге нынешнем.
Он вдруг взял, да сбавил темп перед финишем.
Майку сбросил. Вот те на, не противно ли,
Поведенье бегуна неспортивное.
На дистанции четверка первачей.
Вратарь
(Посвящается Яшину)
– -----------------
Да, сегодня я в ударе, не иначе, Надрываются в восторге москвичи, А я спокойно прерываю передачу И вытаскиваю мертвые мячи.
Вот судья противнику пенальти назначает...
Репортеры тучею кишат у тех ворот,
Лишь один упрямо за моей спиной скучает,
Он сегодня славно отдохнет.
Извиняюсь, вот мне бьют головой.. Я касаюсь. Подают угловой. Бьет десятый. Дело в том, Что своим сухим листом Размочить он может счет нулевой.
Мяч в моих руках. С ума трибуны сходят.
Хоть десятый его ловко завернул,
У меня давно такие не проходят,
Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул.
Обернул лицо, слышу голос из-за фотокамер: "Извини, но ты мне, парень, снимок запорол. Что тебе, ну лишний раз потрогать мяч руками, Ну, а я бы снял красивый гол."
Я хотел его послать, не пришлось
Еле-еле мяч достать удалось.
Но едва успел привстать,
Слышу снова: "Ну вот, опять,
Все ловить тебе, хватать, не дал снять."
Я, товарищ дорогой, все понимаю, Но культурно вас прошу: "Пойдите прочь! Да, вам лучше, если хуже я играю, Но, поверьте, я не в силах вам помочь".
Ну вот летит девятый номер с пушечным ударом,
Репортер бормочет:"слушай, дай забить,
Я бы всю семью твою всю жизнь снимал задаром".
Чуть не плачет парень, как мне быть?
Это все-таки футбол, - говорю, Нож по сердцу каждый гол вратарю. "Да я ж тебе, как вратарю лучший снимок подарю Пропусти, а я отблагодарю".
Гнусь, как ветка, от напора репортера,
Неуверенно иду на перехват,
Попрошу-ка потихонечку партнеров,
Чтоб они ему разбили аппарат.
Но, а он все ноет: "Это, друг, бесчеловечно. Ты, конечно, можешь взять, но только извини, Это лишь момент, а фотография навечно, Ну, не шевелись, подтянись".
Пятый номер, двадцать два, заменит,
Не бежит он, а едва семенит,
В правый угол мяч, звеня,
Значит, в левый от меня,
Залетает и нахально лежит.
В этом тайме мы играли против ветра, Так что я не мог поделать ничего, Снимок дома у меня, два на три метра, Как свидетельство позора моего.
Проклинаю миг, когда фотографу потрафил.
Ведь теперь я думаю, когда беру мячи,
Сколько ж мной испорчено прекрасных фотографий,
Стыд меня терзает, хоть кричи.