Книга 3. Дом с фиалками
Шрифт:
– Давай, обратно рассупонивайся. Ты же знаешь: широкие пояса тебе не идут.
– Мама, мне не идут никакие пояса, – мягко и вразумительно говорит Алька.
– Тебе не идут широкие пояса, – так же терпеливо и мягко подчёркивает мама.
Стройная моложавая мама не хочет сдаваться. Она активно борется с Алькиными несовершенствами. Заставляет её часами висеть на турнике, устроенном в коридоре. Записывает Альку в любительскую баскетбольную секцию, где дылды-старшеклассницы исподтишка, больно впиваясь ногтями щиплют её и шипят:
– У,
Мама сажает Альку на диету: мучного нельзя, крупяного нельзя, сладкого нельзя, жирного нельзя, жидкого нельзя. Объявляет гостям, со смехом отодвигая от дочери вкусненькое:
– Алевтина у меня великий пост блюдет.
Оставаться за столом не имеет смысла – не из-за жиденькой же пресной овсяной кашки, которую мама плескает в блюдечко, как кошке. Алька вылезает из-за стола, ворча:
– Нехристь ты, мам. Великий пост ещё не наступал.
Бедная мама! Она даёт Альке деньги по утрам и тревожно напоминает:
– Творожок, что-нибудь рыбненькое и – яблочко.
Но – слаба человечья плоть. На всю сумму Алька берет в буфете сладких жирных пирожков и отводит душу, ухитряясь откусывать даже под партой.
– У человека в жизни, – жуя, рассуждает Алька, – не так много радостей. Зачем же преднамеренно лишать себя самой доступной из них? Тем более что жить на этом свете человеку осталось… – она не заканчивает одну ей понятную мысль и тяжко вздыхает.
Вечером, перед зеркалом, Алька будет проклинать эти пирожки. Всё острее понимает, что откладывать задуманное дальше некуда. Сегодня вечером…
Мамина затея: вечерний кросс вокруг дома. Норма – восемь кругов. Свежий воздух перед сном, зарядка бодростью, а главное – расход калорий, накопленных за день.
За снежной крепостью недалеко от кроссовой дорожки закачались две мальчишечьи синие шапки с помпонами. Раздалась команда:
– Из орудий мелкого калибра по противнику прицельным огнем – пли! Та-та-та-та!
Град тугих снежков забарабанил по Алькиной спине. Ледышка больно вонзилась в шею.
Синяя шапка с помпоном зверским голосом крикнула: «Бо-омбу!» Ну, если у них льдом и снежками заряжаются орудия мелкого калибра, то уж бомба… Алька позорно ретировалась под торжествующее «ура» из-за снежной крепости.
…– Бегает?
Парень, отогнув портьеру, дождался, когда из-за угла дома появилось цветное пятнышко. Отсюда, с 10-го этажа, казалось, что это букашка упрямо ползёт по одной ей ведомой траектории.
– Бегает. Целеустремлённая натура. Не чета нам, грешным.
– Жирок сгоняить, – хохотнул пятый парень. Он один был одет без изысканной небрежности, как прочие присутствующие, а лишь с неумелой замашкой на то. Как в любой мало-мальской компании, был здесь обязательный балагур, шут гороховый: для развлечения, что ли, без передышки сыплющий шуточками.
Когда рассказывали свежий анекдот, он ржал так усердно, что становилось ясно: смысла анекдота он не понимал. Над ним порой жестоко подшучивали. Но когда его не было в компании, точно чего не доставало.
– Пацаны обратили в бегство нашу амазонку, – указывая во двор сигаретой, сказал Гризли. Он сидел на подоконнике, уткнув подбородок в стройные, сильные ноги, обтянутые голубыми джинсами.
– Алька, сделаешь «домашку» – и бегать.
Доверчивая мама думает, что Алька усердно готовится к урокам. Пусть думает.
Сорок минут счастливого неведения – это много или мало? Потом, через сорок минут – Алька почему-то установила именно этот срок – в квартиру внесут мамину дочь. Она будет в заскорузлых обледенелых свитере и штанах, с вяло болтающимися руками-ногами, простоволосая, с набившимся в волосы снегом (шапку в сугробе, конечно, никто искать не будет, не до этого). Бедная мама, как она закричит.
Покричит, а потом выйдет замуж. Она ведь такая хорошенькая, быстрая, миниатюрная. Родит себе другую девочку… Сладчайшие, горючие слезы увесисто шлёпаются в раскрытую тетрадь.
А сцену с вносом тела мама как-нибудь перетерпит. Альке ведь тоже придётся потерпеть. Упасть с 10-го этажа – это, наверно, ужасно больно.
Она давно присмотрела единственную в их микрорайоне 10-этажную башню. Она считается элитной, но там точно (Алька проверяла) нет консьержки и сломан кодовый замок на входной двери. А лестничные площадки удобно выведены наружу, на открытые балконы. Встать на перила, оттолкнуться…
Какая чушь, когда в фильмах, срываясь с большой высоты, люди верещат как резаные поросята. Тут не то, что для крика – наверно, для вздоха воздуха не хватит. Или, наоборот, его бывает так много, что разрывает легкие, сердце?
Алька с детства до дурноты боится высоты. Однажды, чтобы доказать дворовым ребятам, что не трусиха, влезла на сарайчик. И сразу сообразила, что самостоятельно спуститься не сможет никогда в жизни. Выползла на самую середину крыши и лежала, распластавшись как лягушка, до глубокого вечера – пока мама не пришла с работы, пока дворник не принес лестницу…
Позавчера в школе репетировали танец к балу 8 марта. Альке в пару попался симпатяга Андреев. Кажется, он единственный в новом классе не травил Альку.
И вот этот Андреев, когда взволнованная, раскрасневшаяся Алька взяла его за руку, он вскрикнул и с отвращением эту руку выдернул. И начал брезгливо вытирать её о штаны, приговаривая:
– Фу! Мерзкая, сальная, потная, склизкая ручонка! У кого-нибудь есть средство от жира отмыть руку?!
Это была чудовищная неправда: руки у Альки всегда были горячие и сухие. Но весь класс окружил их и покатывался со смеху. Андреев горделиво оглядывался и только что не раскланивался налево-направо, как популярный артист, сорвавший аплодисменты.