Книга Бытия
Шрифт:
— А что делать, если личное пространство по той или иной причине не может быть регламентировано? Где взять необходимую дистанцию?
— Если чего-то нет, но очень нужно — это придумывают, — подал голос Скип.
— Умница, — похвалил философ. — Именно придумывают. И пресловутая форма вежливости — именно придуманная дистанция. Вы мне не доверяете и даете понять, чтобы я держался на расстоянии — говорите "вы". Едва барьер непонимания сломан, возникает доверие, то есть "ты".
— А если сикараська хамит? Она ведь тоже "тыкает"! — очнулся Уй. — Какое уж тут доверие?
— Пытается взломать твое личное пространство, — философ опять зевнул. — Так что между нами: доверие или дистанция?
Пока Диболомы решали сложный вопрос, Лой-Быканах уснул.
— Доверие! — радостно крикнули Уй и Дуй.
Ответом послужил могучий храп.
— Эй, а про смысл жизни? — возмутился Скип.
Но Уй убедил его не будить философа. В конце концов, куда он денется до завтра?
— Говори.
Патриарх не обернулся к Гыну, он продолжал о чем-то напряженно думать. Тем не менее визит мудреца не остался незамеченным, и Патриарх нашел нужным первым начать разговор.
— Я… — Гын попытался приветствовать Патриарха, но не смог.
Вопрос задать он тоже не сумел.
— Зачем пришел? — спросил Патриарх, не оборачиваясь.
— Я только посижу тут, рядышком… — пробормотал мудрец. — Я быстро…
Патриарх не ответил.
Мудрец плюхнулся задом на камни, тут же вскочил и поковылял обратно с максимально возможной скоростью. Он отчетливо понял, что не только не хочет знать, как устроена Среда Обитания, но даже более — яростно противится, чтобы узнали другие.
Гын вернулся к поверженным Рытркынам, и уложил Бздына рядом с Дыном. Малоприятное зрелище — наблюдать собственную разбитую голову в двух экземплярах. И чем они виноваты? Всего-то и хотели — узнать, как же все устроено в мире, а вон как получилось.
Вообще-то они и сейчас хотят. Это у них жизненная установка такая — хотеть. Все сикараськи хотят все знать, несмотря на то, что орешек знанья тверд, и тверд весьма. Но главным образом сикараськи хотят жить. Все их многочисленные хотения происходят от жгучего, словно блямба, желания жить.
Тяжело вздохнув, Гын покопался в складках своего плаща, потом обыскал Дына с Бздыном, нашел тинную труху — и густо засыпал раны.
Мироздание, думал он, осторожно ступая по мокрым круглым камням, оно ведь не только вокруг, оно и в словах. В этом все дело. Среда Обитания — всего лишь Среда. А слова — гораздо больше. Они гораздо больше, чем даже то, что за границей Среды.
Больше бесконечности!
Спустя какое-то время оба Рытркына зашевелились, а вскоре и очнулись.
— Ну надо же быть таким тупым! — простонал Бздын, разминая шею.
— Правда, Гын, ну зачем же так, — Дын ткнул пальцем в остывшие мозги, понюхал и аж заколдобился.
— Погорячился, — Рытркын-оригинал отвел взгляд. — Ладно уж, идите.
— А сам что? — Дын и Бздын, кряхтя и постанывая, встали на ноги.
Гын махнул рукой и побрел вдоль берега. Потом остановился, обернулся к недоумевающим мудрецам и попросил:
— Насчет слов у него спросите. Ну, если знает, конечно.
Не дождавшись ответа, Гын-Рытркын пошел своей дорогой, а совершенно обалдевшие Дын и Бздын — своей.
Целый этап экспедиция провела в брачныхиграх. Подключились даже клячи и Раздолбаи. И когда Тып-Ойжон наконец вспомнил, зачем они сюда попали и куда вообще шли, никто из попутчиков не выразил острого желания продолжить погоню. Великих трудов стоило мудрецу привести в чувство ходоков и воина:
— Вы что, не понимаете? Тут и так непонятные вещи творятся, а если мы ее не догоним, то вообще может наступить ВсеобщийКаюк.
Дол-Бярды не без оснований полагал, что если Каюк не наступил до сих пор, то вряд ли наступит когда-нибудь еще, но Ыц-Тойбол довольно быстро опомнился и стал готовиться в путь, глядя на него засобирался Гуй-Помойс… В конце концов чувство долга возобладало и над воином.
— Куда это вы? — удивилась Великая Матерь, когда на рассвете, подпинывая Раздолбаев и понукая кляч, путешественники выдвинулись из поселения.
— Смилуйся, Матушка, — запричитали Раздолбаи. — Уводят, бичи, на поиски глюка, а мы уже здесь любим…
— Какого глюка? Кто бичи? — у Матери защемило в грудиот предчувствия вечной разлуки.
Вновь пришлось пускаться в объяснения, но тут уж мудрец пустил в ход все красноречие, которым обладал, ибо чувствовал — против любви долг бессилен.
— Если мы ее не найдем, — закончил Тып-Ойжон, — может случиться все, что угодно.
— Даже Всеобщий Каюк, — добавил воин, скорее, для себя, чем для Матери.
— Кстати, — осенило Ыц-Тойбола, — а она мимо вас не пробегала?
Великая Матерь долго переваривала услышанное. А потом начала:
— Раньше циритэлижили на Другом Краю Света…
— Я думал, он общий… — разочарованно протянул мудрец.
— Он думал, — передразнила бабища. — А потом как грохнет: Край лопнул, и в небо какая-то штуковина улетела. И горы начали расти.
Экспедиция напряженно ожидала трагической развязки.
— Мы сначала испугались, а потом пещеры нашли, жить там стали…