Книга драконов
Шрифт:
С решимостью и упорством кролика, удирающего в свою норку, мальчишка нырнул у кого-то под ногами, стремясь к величественной тени, быстро пропадавшей из виду. Споткнувшись наконец, он плюхнулся на пятую точку, глядя снизу вверх на гребнистую голову и могучие крылья, за которыми еще угадывались замки, звезды и лунные небеса.
— Дракон ушел?.. — спросил мальчишка в отчаянии.
Гордая голова медленно наклонилась к ребенку, смотревшему на дракона без всякого страха. Гуэрра — тень там или не тень — тотчас припомнил недавно услышанное о вкусовых качествах детей. Но тут подоспел папаша и, подхватив малыша, потащил его прочь, намекая на порку, которая кое-кого ждет.
А дракон тем временем и правда ушел.
Замка тоже не стало.
И соседи
Когда наконец ушел последний сосед, писатель закрыл свой блокнот, надел на ручку колпачок, поднялся, со вкусом потянулся и сказал:
— Ну что, пойдем кофе пить?
Гуэрра потер пульсировавший болью лоб. Чувствовал он себя так, словно уснул и проснулся от ощущения падения, ступив во сне мимо ступеньки.
— Куда он подевался? — спросил он беспомощно.
— В свою сказку, — спокойно ответил писатель. — Которую я для него сочинил.
— Но ты же не закончил ее, — удивился Гуэрра.
— Он закончит. Это же его собственный сказочный мир, который он знает куда лучше меня. Я ему просто путь домой показал. — И к некоторой досаде Гуэрры, писатель сочувствующе улыбнулся. — Это очень трудно объяснить, если ты не… ну… никогда особо не задумывался о магии.
— Я вообще-то много о чем задумываюсь, — довольно резко ответил Гуэрра. — И вот прямо сейчас я думаю, кстати, о том, что сказка была на самом деле ненастоящая. Ни в какой книге ее нет, ты ее на ходу выдумывая. Черт возьми, спорю на что угодно, что ты ее и повторить-то не сможешь! Как ребенок, который забыл, что именно он врал и кому!
Писатель расхохотался, но заметил выражение лица Гуэрры и вновь стал серьезен.
— Извини, — сказал он. — Я смеялся вовсе не над тобой. Ты совершенно прав: мы, писатели, все точно маленькие врунишки — знай надеемся, что сумеем складно соврать и нам это сойдет с рук. Тот, кому не удается с помощью вранья вывернуться из неприятностей, не продержится долго в этой игре. Так что ты правильно угадал. — Он посмотрел на обугленный участок лужайки и покривился, словно от боли. — Но ты, офицер Гуэрра, делаешь ту же ошибку, что и большинство людей. Магия — она не в книгах. Ее не напечатаешь. Она в самом процессе рассказа. И так это происходит с древних, очень древних времен. — Он покосился на часы и зевнул. — Если на то пошло, из этой сказочки и книжка может произойти. Не знаю пока, надо будет подумать. Ну так что, кофе хлебнем?
— Я сейчас не при исполнении, — сказал Гуэрра. — Пивка не найдется?
— Я тоже не при исполнении, — рассмеялся писатель. — Заходи!
Диана Гэблдон и Сэмюел Сайкс
Гуманный убийца
Диана Гэблдон, автор международных бестселлеров, является лауреатом премий «Перо» и «Рита», присуждаемых Обществом писателей-романистов Америки. Ее перу принадлежит весьма популярный сериал «Чужестранка» («Outlander»), посвященный путешественникам во времени. Он включает такие романы, как «Стрекоза в янтаре» («Dragonfly in Amber»), «Путешественница» («Voyager»), «Барабаны осени» («The Drums of Autumn»), «The Fiery Cross» и «А Breath of Snow and Ashes», «An Echo in the Bone» и др. произведения. Ее исторический цикл о приключениях лорда Джона включает такие работы, как «Lord John and the Private Matter», «Lord John and the Brotherhood of the Blade», роман, выходивший в периодике с продолжением — «Lord John and the Hellfire Club», а также сборник рассказов «Lord John and the Hand of Devils».
Существует и своего рода путеводитель по творчеству писательницы — «The Outlandish Companion».
Сэмюел
Здесь эти два автора объединили усилия, чтобы описать уникальный и случайный союз весьма различных персонажей, которые обнаруживают, что должны решить одну общую проблему. Если, конечно, у них получится.
— Имя ему — сэр Леонард Саваэль!
Молодая женщина затаила дыхание и с облегчением убедилась, что толпа, по крайней мере на какое-то время, оставила свои дела. Множество глаз было устремлено на нее снизу. Мутных, раздражительных, воспаленных — в той или иной степени.
— И он, без сомнения, — немедля продолжила она, — величайший из непомазанных, являвшихся когда-либо во владения цивилизованных людей!
Толпа задвигалась. Губы, зачастую украшенные бородавками, кривились при упоминании о непомазанных. Женщина откашлялась, прикидывая, как они примут ее следующее заявление.
— И, не считая себя достаточно чистым, чтобы носить булаву, — ей пришлось повысить голос, чтобы быть услышанной среди гула разочарования, — он своим мечом обагрил языческой кровью больше песка, воды либо камня, чем кто-либо иной другим оружием, тупым или острым!
Она увидела, как там и здесь в толпе ей ответили суровыми кивками немолодые мужчины — должно быть, ветераны, — и это вселило в нее надежду. Собрав все силы, она еще повысила голос:
— Ни разу не входил он ни в один Божий храм… — Тут она даже вздрогнула от рассерженного рева толпы и почти прокричала: — Ибо там запеклось столько крови, что он не надеется отмыть от нее обувь свою! — Люди невольно захихикали, и это добавило ей смелости. — Он призывает Имя Божие со всем благочестием, присущим людям рясы и меча, но смирение его столь велико, что ни разу он не отваживался судить ближнего своего.
Если бы толпа была единой личностью, эта личность сейчас подняла бы бровь. Женщина прикусила нижнюю губу: вовсе не такие чувства она рассчитывала возбудить у этих людей. Что ж, сказала она себе, иди до конца! И продолжила ясно и звонко:
— Итак, я призываю вас, дорогие друзья, учесть его суждение! Ибо он столь возвышен и чист, что, услышав, как он свидетельствует о моей невиновности, вы просто не сможете меня и дальше винить!
Капеллан наклонил голову при этих словах. Напудренный парик и обвисшая кожа на лице — не очень-то приятная маска старости. Он покосился на алтарного мальчика-служку. Тот просто глазел на женщину, его глаза ничего не выражали. Наморщив белый лоб, капеллан повернулся к толпе и неспешно проговорил:
— А вы что скажете в ответ на эту страстную мольбу, добрые люди?
Старики в смятении посмотрели на женщин. Те смотрели на них с таким же смятением. Понятно, не на молодых же им было смотреть, принимая такое решение. У молодых мужчин крепкие сердца и умы, осененные Божией благодатью, и они смотрели бы только на нее. Ну, там, могли бы глубокомысленно покивать, заявляя, что дело требует раздумий и обсуждения. А то вовсе присмотрелись бы к ее лицу, столь прекрасному и не отмеченному ни единым шрамом, да и увели бы ее с собой в направлении ближайшей пивнушки.
Она огляделась и сказала себе: ну конечно, молодых мужчин в этой деревне почти не осталось. Вот стариков было множество. Молодые в большинстве своем, скорее всего, покоились на местном кладбище. А те, что оставались в живых, несомненно, отбыли на юг. В этот их ценнейший крестовый поход.
Так что оставались в основном женщины. А кто и когда прислушивался к мнению женщин?
Ну и чему удивляться, что голос и морщинистый кулак возвысил один из стариков.
— СЖЕЧЬ ЕЕ!
— СЖЕЧЬ ЕЕ! — подхватила толпа, включая маленьких детей. — СЖЕЧЬ ВЕДЬМУ!