Книга и братство
Шрифт:
— Слишком знаменит для меня.
— А Шагал, Моризо? [57]
— Нет, благодарю.
— Обои хороши. Наши картины Лонги [58] и маленький Ватто прекрасно смотрелись бы на них.
— Послушай, Гидеон, это мой дом, я не намерен делить его. Ищите себе собственный дом, где будете жить. Ты не бедняк. А здесь вы пожили достаточно долго.
— Сказано недвусмысленно. Хорошо, Джерард, мы не хотим, чтобы ты делил дом, мы хотим его весь.
57
Моризо, Берта Марми Полин (1841–1895) — французская художница, внучка Фрагонара, единственная
58
Лонги, Пьетро(1702–1795) — итальянский художник эпохи барокко.
Патрисия, снова вошедшая с кувшином крюшона, услышала слова Гидеона.
— Да, Джерри, ты обязан отдать его семье.
— У меня нет семьи, — сказал Джерард.
Патрисия, как на скверную шутку, не обратила внимания на ответ Джерарда.
— Леонард скоро женится, то есть у него еще нет никого на примете, но есть желание. Этот дом особый, самый необычный в этой части Лондона. Мы всегда хотели жить в Ноттинг-Хилле. При нем и большой сад с деревьями, и замечательные комнаты наверху, и мансарда, это дом для семьи. Ты не считаешь, что это несправедливо — одному занимать всю площадь?
— Не считаю.
— Между прочим, Тамар говорит, что предпочитает не «перье», а апельсиновый сквош, интересно, нет ли его в буфете?
— Я воспринимаю вас как квартирантов, с той разницей, что счета оплачиваю я.
— Могу выписать тебе чек, старина.
— Не глупи.
В дверях появилась Тамар:
— Пожалуйста, не беспокойтесь, «перье» меня вполне устраивает, не нужно сквоша… Здравствуйте, Джерард, здравствуйте, Гидеон!
— О, Тамар! — воскликнул Гидеон. Подошел и чмокнул ее в щеку.
Патрисия сказала:
— Он просто обожает ее, правда, дорогой?
Джерард, который не обращал внимания на подобные шутки женатых пар, смотрел на Тамар и думал про себя, что она как чистый воздух, чистая вода, свежий хлеб. Он ничего не сказал, но улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.
— А вот и оранжад, так что лучше пей его, — сказана Патрисия, заглядывая в буфет. — Полагаю, Дункан будет весь вечер пить виски. Выставлю-ка виски и джин на тот случай, если кто захочет, но особо предлагать не буду.
Дженкин воспользовался возможностью и задержался в саду. Прихваченная морозом трава приятно похрустывала под ногами. Ему было тепло в пальто, шерстяной шапочке и перчатках, и он наслаждался холодным воздухом, втягивал его носом, подставлял лицо. Две чугунные скамейки с лебедиными головками и ножками в виде лебединых лап они с Джерардом и Гидеоном перенесли в дальний конец сада за орех, убрали большие цветочные вазы с середины террасы, установили бутылки с ракетами, вбили шесты для «огненных колес», фейерверки рассортировали, разложили в коридоре возле кухни вместе с бенгальскими огнями и ручными фонариками. Дженкин стоял и смотрел на облачка своего дыхания в тусклом свете, падающем вдоль стены дома от уличных фонарей и окна спальни Джерарда, в которой горела лампа и шторы не были задернуты. Дыхание, душа, жизнь, каждый наш вздох сочтен. Он глубоко вздохнул, чувствуя, как холодный воздух проникает в теплое нутро тела, и никогда не ослабевающее и никогда не обманывающее удовольствие одиночества после общения с людьми. Он поднял голову, как зверь на каком-нибудь пустынном холме, готовящийся издать одинокий нечленораздельный крик, крик не тоскливый, хотя не без оттенка или эха тоски, но просто неудержимый вопль бытия. И в вечерней тишине безмолвно возопил к холодному небу и звездам.
Было еще рано, но уже стемнело, и во всех лондонских садах начались фейерверки. Там и тут виделось теплое сияние костров, вырывающиеся иногда вверх длинные языки пламени и снопы золотых искр выхватывали из тьмы кирпичные фасады домов, голые или зеленые ветви отдаленных деревьев. Слышалось внезапное жужжание, свист и хлопки, негромкие резкие взрывы и особый шипящий звук взлетающих ракет, со вздохом или треском лопающихся в вышине, и следом недолгое великолепие искрящихся шаров и звезд, медленной дугой опускающихся к земле. Дженкин любил ракеты. Джерард для проформы всегда приглашал на вечеринку по случаю Ночи Гая Фокса
— Ну, Вайолет, ты выглядишь воистину неотразимо! — приветствовал Гидеон Вайолет. — Не правда ли, друзья?
Вайолет, говорила потом Патрисия, зарделась, жеманясь, как девица. Она явно потрудилась, чтобы выглядеть получше. Сняла синие очки; позже выяснилось, что она позволила себе роскошь пользоваться контактными линзами. Кроме того, с помощью парикмахера сделала новую, более привлекательную прическу: челка менее строгая, покороче и чуть подвита. На ней было простое, хорошего покроя светло-голубое платье для коктейлей, на шее — что-то блестящее.
— Выглядишь почти изысканно, — сказала Патрисия, — только эти стекляшки не подходят, думаю, можно было бы их убрать. Я очень хочу, чтобы ты заглядывала к нам и помогала, как бывало, и Гидеону нужен секретарь, не правда ли, дорогой? Каждому нужно чувствовать свою необходимость…
— Мы не ждали тебя, — приговорил Гидеон, благожелательно улыбаясь.
— Я ждал, — сказал Джерард, — пойдем выпьем, я смешаю тебе нечто особенное.
Вайолет проследовала за Джерардом в столовую, и он быстро закрыл дверь.
— Вайолет, мы очень хотим, чтобы ты еще раз подумала насчет денег.
— Кто это «мы»? — спросила Вайолет, нахмурясь и сжав губы.
— Пат, я и Роуз.
— А Роуз каким образом примешалась?
— Просто поддерживает нас в этом.
— Это не ее ума дело.
— Хорошо, но послушай, Вайолет, будь разумной, не злись на нас. Отец упомянул в завещании, что поручает нам заботиться о тебе. Ты должна позволить нам исполнить его просьбу… это все равно что вынуждать не исполнить обещание.
— Ничего подобного в завещании не было, он не упоминал обо мне.
— Что заставляет тебя так думать?
— Пат сказала мне. И о деньгах речи не было, он вообще обо мне не упомянул.
«Черт, и что мне теперь говорить?» — подумал Джерард.
— Вайолет, мой отец желал, чтобы мы помогали тебе, он предполагал, что мы так и сделаем.
— Если бы он хотел, чтобы мне «помогали» после его смерти, он мог бы так и распорядиться! В любом случае, я не желаю «помощи»! — Лицо Вайолет, похожей сейчас на рассвирепевшую кошку, выразило злобную радость. — Пат хочет, чтобы я была ей за уборщицу, ты только что слышал это, она написала мне покровительственное письмо, а ты лжешь мне о воле дяди Мэтью. Я могу быть бедной и родственницей, но не собираюсь выступать в роли бедной родственницы, чтобы доставить удовольствие тебе и Пат!