Книга кладбищ

Мне всегда нравились кладбища. Там так спокойно!

Редьярд Киплинг в сборнике рассказов «Книга джунглей» поселил ребенка в тропическом лесу и рассказал о том, как он вырос и вернулся к людям.

Я в своем сборнике глав-историй привел ребенка на кладбище, похожее на те, где я сам бродил в детстве, и стал наблюдать, как он растет.

Есть мнение, что эта книга о смерти и ее не следует давать детям. Я его не разделяю. Эта книга — о ценности жизни и о том, как найти свою семью.

Я всегда хотел побывать в России. Я знаю, что здесь до того, как расселиться по миру, жили поколения многих моих предков. Надеюсь, что однажды, в не слишком отдаленном будущем, я к вам приеду. Однажды. До того, как умру.

Нил Гейман

В темноте виднелась рука, и она держала нож.

Рукоятка этого ножа была сделана из полированной чёрной кости, а лезвие было острее и тоньше любой бритвы — его порез чувствовался не сразу.

Нож почти закончил своё дело в этом доме. Его лезвие было влажным.

Дверь, через которую человек с ножом проник с улицы, осталась приоткрытой, и теперь в дом струйками вползал ночной туман.

Некто Джек остановился перед лестницей, извлёк большой белый платок из кармана чёрного плаща и вытер им нож и правую руку в перчатке, затем спрятал платок обратно. Задача была почти выполнена. Он оставил женщину в её кровати, мужчину на полу спальни, а старшего ребёнка — в детской, среди игрушек и недостроенных моделек. Оставалось разделаться с младшим, почти младенцем. Ещё один — и задание будет выполнено.

Он слегка размял пальцы. Некто Джек был, прежде всего, профессионалом — во всяком случае, он сам так считал, — и не позволил бы себе улыбнуться, пока работа не была закончена.

Его волосы были тёмными, как и его глаза. Его руки были затянуты в чёрные перчатки из тончайшей кожи.

Комната младенца находилась под самой крышей дома. Некто Джек поднялся туда по лестнице, неслышно ступая по ковру, толкнул дверь и вошёл. Его туфли были начищены до такого блеска, что напоминали тёмные зеркала: в них можно было разглядеть отражение крошечной растущей луны.

Настоящая луна сияла за окном. Её и без того тусклый свет рассеивал туман, но Джеку не нужно было много света. Лунного было достаточно. Вполне достаточно.

Он уже различал в кроватке очертания ребёнка — голова, тело, ручки и ножки…

У кроватки были высокие бортики с рейками, чтобы ребёнок не выпал. Джек наклонился, занёс правую руку, в которой был нож, и прицелился младенцу в грудь…

…и вдруг рука его опустилась. Силуэт в кроватке принадлежал плюшевому мишке. Ребёнка не было.

Глаза Джека привыкли к лунному свету, поэтому ему совершенно не хотелось включать электрический. В конце концов, свет был не так уж важен. Он умел обходиться без него.

Некто Джек принюхался к воздуху. Он сразу отсеял запахи, проникшие в комнату вместе с ним, отбросил всё лишнее и сосредоточился на том, за чем пришел. Он чуял ребёнка: его тёплый молочный аромат, напоминавший печенье с шоколадной крошкой, а также кислую вонь мокрого ночного подгузника. Ещё он различал запах детского шампуня и чего-то резинового, небольшого — вероятно, пустышки, которая была у ребёнка во рту.

Ещё недавно мальчик был здесь. Но теперь он исчез. Некто Джек, следуя обонянию, начал спускаться по узкой лестнице. Он осмотрел ванную, кухню, сушилку и, наконец, прихожую на нижнем этаже. Там не было ничего, кроме велосипедов, кучи пустых пакетов из магазина, валявшегося подгузника и редких завитков тумана, проникших с улицы через открытую дверь.

Некто Джек хмыкнул одновременно раздражённо и самодовольно. Он убрал нож в чехол во внутреннем кармане плаща и вышел на улицу. Светила луна и горели фонари, но всё было укутано густым туманом. От тусклого света и приглушённых звуков ночь казалась ещё темнее и обманчивее. Он окинул взглядом подножие холма, освещённые закрытые магазины, затем посмотрел наверх — туда, где заканчивались высокие дома, а улица уходила в темноту старого кладбища.

Некто Джек втянул ноздрями ночной воздух и начал неспешно подниматься по холму.

Когда мальчик научился ходить, для родителей это стало бесконечным источником одновременно радости и беспокойства. Ни один малыш не сравнился бы с ним в тяге всюду бродить, карабкаться, куда-нибудь залезать, а потом вылезать обратно. Той ночью его разбудил грохот, с которым что-то упало этажом ниже. Проснувшись, он вскоре заскучал и начал искать способ выбраться из кроватки. У неё были высокие бортики, прямо как у его манежа на нижнем этаже, но мальчик был уверен, что может через них перелезть. Если только на что-нибудь встать…

Он подтащил своего большого плюшевого мишку в угол кроватки. Затем, держась крошечными ручонками за перила, он поставил одну ногу на лапы медвежонку, другую — на его голову, подтянулся — и перевалился через перила.

Малыш с глухим звуком приземлился на небольшую кучу из пушистых мягких игрушек. Какие-то ему подарили на первый день рождения, с которого не прошло и шести месяцев, а остальные он унаследовал от старшей сестры. Скатившись на пол, он удивился, но не закричал: ведь если заплакать, кто-нибудь придёт и положит тебя назад в кроватку.

Он выполз из комнаты.

Ступеньки наверх были довольно сложным делом, и он ещё не до конца с ними освоился. Зато ступеньки вниз были проще некуда. Он преодолел их, плюхаясь толстым подгузником с одной на другую.

Во рту у него была пустышка, из которой, как последнее время говорила его мама, он уже вырос.

Подгузник разболтался во время его путешествия вниз по лестнице, и когда мальчик, достигнув нижней ступеньки, оказался в прихожей, подгузник сполз. Малыш поднялся и перешагнул через него, оставшись в одной лишь ночной рубашке. Ступеньки, которые вели назад в его комнату и к семье, были слишком крутыми, а дверь на улицу была так заманчиво приоткрыта…