Книга кладбищ
Шрифт:
— Мне некуда идти, — сказал Ник. — К тому же, мне нельзя уходить с кладбища.
— Тебе нужен старый добрый мир, где все кругом друзья-приятели, — сказал епископ Батский и Веллский, при этом его длинный язык начал извиваться. — Город радости, веселья и волшебства, где тебя будут ценить и обращать на тебя внимание.
— За мной присматривает одна дама, — пожаловался Ник. — Она ужасно готовит. Суп с яйцом и всякое такое.
— Еда! — воскликнул достопочтенный Арчибальд Фитцхью. — Там, куда мы идём, лучшая в мире еда. У меня от одной мысли урчит в животе и слюнки текут.
— Можно
— Тебе? С нами? — переспросил герцог Вестминстерский. Казалось, что эта мысль его глубоко возмущает.
— Ну зачем вы так, вашмилсть, — сказал епископ Батский и Веллский. — Проявите милосердие и сётакое. Смотрите, какой бедняжка. Сам не помнит, когда последний раз нормально ел.
— Я за то, чтобы взять его, — заявил достопочтенный Арчибальд Фитцхью. — У нас отлично кормят.
Он демонстративно похлопал себя по животу.
— Что ж. Ты готов к приключениям? — спросил герцог Вестминстерский, теперь тоже захваченный этой неожиданной идеей. — Или хочешь впустую проторчать всю свою жизнь вот здесь? — он взмахнул костлявыми пальцами, указывая на кладбище.
Ник подумал о мисс Люпеску, о её отвратительной еде, её списках и поджатых губах.
— Я готов, — сказал он.
Его новые друзья были с него ростом, но гораздо сильнее любого ребёнка. Ник сам не заметил, как оказался поднятым над головой епископа Батского и Веллского. В этот момент герцог Вестминстерский вцепился в пучок чахлой травы, выкрикнул что-то вроде "Скай! Фей! Кавага!" и потянул траву на себя. Могильная плита откинулась, как потайная дверь. Под ней зияла темнота.
— Теперь быстро, — сказал герцог, и епископ Батский и Веллский швырнул Ника в эту дыру, затем прыгнул сам. За ним последовал достопочтенный Арчибальд Фитцхью. Наконец, герцог Вестминстерский присоединился к остальным с криком:
— Вэг Хэрадос! — и упырь-врата с грохотом захлопнулись над ними.
Ник падал, кувыркаясь, сквозь темноту. Всё произошло так неожиданно, что он даже не успел испугаться. Он падал и думал только о том, насколько же глубокой может быть эта могила. Внезапно две сильных руки подхватили его за подмышки и понесли куда-то во мглу.
Ник уже много лет не знал, что такое полная темнота. На кладбище он видел, как видят мёртвые, так что ни в одном мавзолее, ни в одной могиле и ни в одном склепе ему не было по-настоящему темно. Теперь же он оказался в абсолютной темноте. Его покачивало, подбрасывало и несло вперёд, а в лицо ему дул ветер. Это было одновременно страшновато и захватывающе.
Наконец, стало светло, и всё изменилось.
Небо было красным, но не таким, как бывает на закате. Это был злой раскалённый цвет заражённой раны. Солнце было маленьким и казалось полупогасшим и далёким. Было холодно. Они спускались по стене, из которой торчали могильные камни и статуи, как будто кто-то повернул на бок огромное кладбище. Подобно трём морщинистым шимпанзе в чёрных изодранных одеждах, сбившихся на спину, герцог Вестминстерский, епископ Батский и Веллский и достопочтенный Арчибальд Фитцхью перепрыгивали с одного надгробия на другое, передавая и перебрасывая друг другу Ника, при этом каждый ловил его с лёгкостью и даже не глядя.
Ник поднял голову и попытался найти могилу, через которую они попали в этот странный мир, но увидел только надгробные камни.
Он размышлял, все ли могилы, среди которых они неслись, были вратами для таких, как его спутники…
— А куда мы? — спросил он, но ветер унёс его слова.
Они двигались быстрее и быстрее. Ник увидел, как впереди поднялась статуя, и в мир багрового неба пулей вылетели ещё двое, похожие на тех, кто нёс Ника. Один был в истрёпанном некогда белом шёлковом халате, а на втором мешком висел грязный серый костюм с бесформенными лохмотьями вместо рукавов. Они заметили Ника с его новыми друзьями и устремились к ним, легко спрыгнув на двадцать футов.
Герцог Вестминстерский взвизгнул и притворился испуганным, после чего Ник и сопровождавшая его троица устремились вниз по стене могил, преследуемые двумя новыми существами. В свете красного неба никто из них не казался уставшим или хотя бы запыхавшимся. Тлеющее солнце уставилось на них сверху, как мёртвый глаз. Наконец, они остановились на боку огромной статуи неведомого существа, чьё лицо пожрала грибообразная опухоль. Ник не успел опомниться, как его представили тридцать третьему президенту Соединенных Штатов и китайскому императору.
— Это господин Ник, — произнёс епископ Батский и Веллский. — Он станет одним из нас.
— Он в поисках хорошей еды, — сообщил достопочтенный Арчибальд Фитцхью.
— О, тебя ждёт настоящий пир, как только ты станешь одним из нас, парнишка, — сказал китайский император.
— Этточно, — поддакнул тридцать третий президент Соединенных Штатов.
Ник переспросил:
— Я стану одним из вас? То есть, я превращусь в такого как вы?
— Какой ты умный-разумный, прям семи пядей во лбу, всё на лету схватываешь, — восхитился епископ Батский и Веллский. — Всё так и есть. Станешь как мы — таким же сильным, таким же быстрым, таким же непобедимым.
— Зубы такие крепкие, что можно разгрызать хоть камни. Язык такой длинный и острый, что можно им высосать всё до остаточка из мозговой кости или срезать жирок со щёк толстяка, — подхватил китайский император.
— Ты сможешь незаметно скользить из тени в тень. Будешь свободным как воздух, быстрым как мысль, холодным как снег, твёрдым как алмаз, крепким как сталь, опасным как… как мы все, — добавил герцог Вестминстерский.
Ник уставился на них.
— А если я не хочу быть как вы? — спросил он.
— Как это не хочешь? Конечно, хочешь! Что может быть чудеснее? Не думаю, что во вселенной найдётся хоть одна душа, которая не хочет стать такой, как мы.
— У нас самый лучший город…
— …Упырьхейм, — подхватил тридцать третий президент Соединённых Штатов.
— Лучшая жизнь, лучшая еда…
— Ты только представь, — вмешался епископ Батский и Веллский, — как сладко выпить чёрного гноя, который копится в свинцовых гробах! Каково чувствовать себя важнее королей и королев, президентов и премьер-министров и разных героев! Быть уверенным в собственном величии так же твёрдо, как в том, что люди важнее брюссельской капусты?