Книга Легиона
Шрифт:
Сначала было слышно негромкое покашливание и приглушенный ритмический стук — видимо, пальцами по столу. Потом пошел текст.
«Звуковой образ: музыка, тихая, но неприятная и неотвязная».
«Ощущение боли в пояснице и всплеск раздражения по этому поводу. Никаких образов».
«Зрительный образ: темная фигура в подворотне. С ней связано ощущение страха».
«Женский голос: однообразный перечень чисел. Вероятно, какой-то код».
«Целая серия зрительных образов: красивые яркие картинки парковой местности. Сезон — летний».
«Неясное видение двери… нет, скорее ощущение, что рядом дверь. Обостренное сексуальное влечение к объекту за дверью».
Отложив подробное изучение текста на будущее, Марго включила ускоренное прослушивание и нашла последнюю запись.
«Десять минут девятого. Сильный императивный
Речь Гронского, вначале тихая и бесстрастная, к концу записи ускорялась и становилась громче, переходя почти на крик. Заканчивалось же все настоящим воплем, то ли страха, то ли боли.
— Вероятно, все-таки страха, — произнесла Марго вслух, отвечая собственным мыслям, и, встретив недоуменный взгляд Платона, пояснила: — Посторонних людей здесь, как будто, не было… впрочем, после проверю… следов насилия нет. В начале последней записи он еще совершенно спокоен, а бежал в ужасе от чего-то, что ему примерещилось. Табуретку по пути опрокинул, но дверь нашел время захлопнуть — значит, ему казалось, что этот его кошмар — здесь, внутри.
Пришлось опрашивать соседей, но долго ходить не понадобилось: двумя этажами ниже жила словоохотливая домохозяйка. Да, утром были жуткие крики на лестнице, не только она, все слышали. Точное время? В девятом часу, сына кормила завтраком. Ему до школы рукой подать, а приходится выгонять за полчаса, иначе обязательно опоздает. И чем он занимается по пути — кто его знает… Что, поточнее? Нет, точнее не помню… И сама ничего не видела. Кто видел? Полковник с восьмого этажа. Он и «скорую» вызвал, когда тот с лестничного балкона выпрыгнул. Потом милиция по квартирам ходила, паспорт его показывали. Дядька-то здесь не прописан, так они все выспрашивали, у кого был в гостях. Да только, вроде бы, никто не признался.
Все было ясно, но для порядка съездили в морг и опознали труп. А вечером нанесли визит полковнику. Тот встретил их не слишком любезно:
— Я уже давал показания милиции. Мне сказать больше нечего.
— Видите ли, это дело уже вне компетенции милиции. Оно несколько сложнее, чем кажется.
Удостоверение Марго произвело надлежащий эффект, и полковник сделался более общительным. Точное время? Конечно, заметил. Он садится в свою машину каждый день ровно в восемь пятнадцать. Он заведует кафедрой в Академии тыла и транспорта и прибывает на службу в восемь сорок пять, за четверть часа до начала учебных занятий. Никогда не опаздывает и того же требует от своих офицеров. А крики он услышал, когда уже надел плащ-накидку и собирался надеть фуражку, стало быть в восемь двенадцать. Он открыл дверь и увидел пожилого человека приличного вида, который с отчаянным воплем бежал по лестнице сверху. Он хотел предложить ему свою помощь и спросил, что случилось, но тот почему-то испугался и его, полковника, и вместо того чтобы дождаться лифта, понесся дальше, на переход к седьмому этажу. Полковник последовал за ним, и он, выскочив на переходную площадку, не побежал дальше, а перелез через перила и спрыгнул вниз. Он, полковник, вызвал «Скорую помощь», объяснил им, в чем дело, и дал свой служебный телефон. На кафедру он прибыл в восемь пятьдесят шесть, с ним такое случается второй раз за последние три года. В первый раз — из-за визита германского канцлера, ГАИ тогда перекрыло движение. Когда успел дать показания милиции? На службе, они ему позвонили.
На улице дул резкий холодный ветер и хлестал дождь со снегом, дворники не успевали очищать ветровое стекло, и Платон вел машину медленно. Несмотря на включенную печку, Марго трясло от холода.
— Это нервное, — профессионально-врачебным тоном констатировал Платон, — тебе нужно выпить водки.
Дома она оделась в теплую кофту и опустила на окнах шторы, но ее все равно знобило, и казалось, за стеклом повисло что-то чужое, смертельно опасное. Платон же выглядел озабоченным, но спокойным.
— Экий ты невозмутимый, — не зная, к чему прицепиться, попрекнула его Марго, — из жести ты сделан, что ли?
— Я тебе уже раз говорил: на войне, как на войне. — Платон нисколько не раздражился ее беспричинной агрессией. — Давай лучше выпьем.
Марго только сейчас заметила, что он уже успел собрать на стол, и вполне толково.
— Да пойми же ты, — жалобно сказала она, — мне просто страшно. Я боюсь и толком не знаю, чего именно, и от этого еще страшнее.
— Ну и что? Это естественно, но уже не имеет значения. К твоему сведению, мне тоже страшно. Но к делу это никаким образом не относится. — Платон сосредоточенно занялся наполнением рюмок.
— Ну, как, ты в порядке? — спросил он, выдержав приличную с его точки зрения паузу, две или три минуты.
— Да, уже ничего, — уныло выговорила Марго ожидаемый им ответ.
Она поняла, что хотя бы минимального обсуждения событий избежать не удастся, и смирилась с этим.
— Как ты считаешь, сегодняшнее — это издержки производства или расширение ассортимента услуг нашего любезного Легиона? — Вопрос прозвучал желчно, и Марго подумала, что ему их теперешние дела — вовсе не как с гуся вода, хоть он и старается выглядеть непробиваемым. Уж чего-чего, а желчности в нем раньше не замечалось ни при каких обстоятельствах.
— Думаю, издержки производства.
— Я тоже. Значит, пока тактику менять не будем.
Некоторое время оба молча курили, и пауза показалась Марго томительной.
— Я вся — внимание.
— Завтра же присмотрю следующую кандидатуру.
— Тоже телепата?
— Ничего другого пока не придумать. Будем играть в открытую, выложим все, как есть. Если запросит деньги, заплатим. И поставим обязательным условием присутствие ассистента.
— Я согласна, — вяло кивнула Марго. Она ощущала полную беспомощность и хотела одного, чтобы этот разговор поскорее закончился.
— Нам понадобится в «зоне» еще одна квартирка. Чтобы определить направление с другой базы.
— Хорошо, — у Марго не хватило сил даже разозлиться: Платон не считал нужным хотя бы формально с ней посоветоваться, а просто давал поручение отправиться к Паулс за деньгами.
— Постарайся расслабиться. Ну, хоть немножко, — он заметно смягчился. — А вообще-то… теперь многое зависит от того, получишь ли ты завтра очередную папку.
— Ты знаешь, я все время только об этом думаю… А сейчас давай выпьем и пойдем спать, а то я разревусь прямо здесь, за столом.
6
На следующий день Марго получила папку. Ее принесли перед обеденным перерывом. Некто по фамилии Сидоров, сорока шести лет от роду, не работающий, проживающий далеко от Охты, на Петергофском шоссе, вскрыл себе вены вчера в девятом часу утра.
Марго совершила специальный выезд на место происшествия, чтобы повторно допросить очевидцев, точнее, очевидца, ибо единственным свидетелем по делу была подруга покойного, имевшая статус приходящей любовницы и проживающая в том же доме. Накануне она осталась ночевать у Сидорова, но поскольку, в отличие от него, работала, то завела будильник на половину восьмого. Она продавщица, в магазин ей к девяти, поэтому села на кухне завтракать в восемь. А Сидоров продолжал лежать в постели. Точное время? Ровно восемь, точнее некуда. Она включила телевизор, и едва успела присесть за стол и налить себе рюмочку для опохмелки, началась программа новостей. Какой канал? Первый. А минут через пять, когда показали чеченского президента, вышел из комнаты Сидоров, сказал, из солидарности выпьет с ней кофе, ну и, ясное дело, стопочку. Но сперва пошел в ванную, или, может, в уборную, кто его знает, санузел-то совмещенный. Он там застрял, но она его дергать не стала, потому что не дело это — торопить человека в уборной, а выпила кофе самостоятельно. Когда новости кончились, она посмотрела прогноз погоды — в Петербурге плюс два и снег с дождем, выключила телевизор и окликнула Сидорова через дверь, но он не ответил. Вообще-то он пустого базара не любил, поэтому она оставила его в покое и пошла в комнату делать макияж — с похмелья все-таки, а в магазине надо прилично выглядеть. Уже направляясь к выходу, забежала на кухню, сказать «чао», а он все сидит в ванной. Во сколько? Без пятнадцати девять, по часам заметила, ей только-только добежать до магазина. Она стала его звать, потом стучать кулаками и, наконец, решилась высадить плечом дверь, хотя знала, что он бы этого не одобрил. Он сидел на полу с распоротой рукой, в луже крови. Она перетянула ему руку как можно туже первым, что попалось под руку — полотенцем. Он был без сознания, и пульс не прощупывался. Она вызвала «Скорую помощь». Вот и все. Да, еще позвонила в магазин, что опоздает.