Книга Легиона
Шрифт:
— Вурдалак — он вурдалак и есть, — пожала плечами Марго.
— Второе: это «нечто» каким-то образом связано с конкретным, физически умершим человеком. Третье: он или оно обладает волей и разумом, хотя и действует со своей специфической логикой, нам пока непонятной. Четвертое: оно способно неведомым для нас образом вселяться в сознание почти любого человека, подменять его разум и диктовать ему любые действия, вплоть до самоуничтожения. Одно из последствий таких вторжений — эпилепсия. И, наконец, пятое: оно способно внушать убеждение в собственном всезнании, всемогуществе и благости, или, проще говоря, претендует в сознании людей на положение божества. Кажется, ничего не забыл?.. Ага, центр его активности почему-то на Охте… Можешь добавить что-нибудь?
— Пожалуй,
— Действительно, об этом я не подумал. А насчет собственного культа… это ты здорово… мне не пришло в голову. Конечно, вилами на воде писано… да ведь и остальное… Ну, хорошо. Итак: объективно существует нечто, обладающее вышеназванными свойствами. И мы с тобой, стало быть, хотим это нечто обезвредить… Ты чему улыбаешься?
— Звучит смешно. Как можно это обезвредить? Если оно такое, как ты говоришь… нематериальное… что ему можно сделать? Все равно, что воевать со снегопадом.
— Во-первых, к твоему сведению, со снегопадом воевать можно. И вполне успешно. А во-вторых, давай лучше поищем его слабые места. Главное — он не всемогущ и не всеведущ, иначе давно бы нас вычислил и уничтожил.
— А если мы для него — все равно, что муравьи, и наша возня его не беспокоит?
— Надеюсь, что нет. Но как возможную гипотезу будем иметь в виду… Второе слабое место — его двойственность. С одной стороны, он своим апологетам внушает, что он — сплошное благо. И одновременно кое-кого убивает. Как совместить это? С учетом того, что мы знаем о «гаах», логично предположить, что убийства — вынужденные, — единственное для него средство поддержать свою жизнеспособность. И заметь, на Земле крови льется и без него предостаточно — значит, для него важны убийства, организованные им самим, и притом совершенно определенным образом… Кроме того, чисто гипотетически, я могу наметить третье слабое место: противоречие между претензией на всеблагостность и необходимостью убивать должно порождать у всякой мыслящей и чувствующей структуры жестокие комплексы. Он должен болезненно реагировать на любые негативные или хотя бы критические мнения по своему адресу… Так что видишь, все не так уж и безнадежно: три слабых места мы у него уже знаем. Может, и другие найдутся.
— Послушай, или я — полная дура, или тебя слегка заносит. Что проку с этих его «слабых мест» и с твоих гипотез, если мы и понятия не имеем, как к нему подступиться? А реально, на практике, как мы можем этим воспользоваться?
— Вполне конкретно. Поскольку он не всезнающ, мы можем готовить против него масштабные акции, соблюдая, конечно, определенную скрытность. Меры безопасности нам еще предстоит разработать. Второе: если самоубийства жизненно необходимы для его существования, то если им воспрепятствовать на какой-то срок, возможно уничтожение Легиона. И наконец, его вероятная рефлексия: активные нападки на него и разоблачения в средствах информации могут вывести его из себя, заставить потерять равновесие и спровоцировать на неадекватные действия.
То, что он называл Легиона по имени, окончательно разозлило Марго:
— Ты меня смешишь. Да если бы мы могли, как ты изволил выразиться, «воспрепятствовать самоубийствам», стали бы мы копаться в этом дерьме! Я восхищена твоей любознательностью, но лично меня в этом деле ничего не интересует, кроме как именно «воспрепятствовать самоубийствам»!
— А я… хочу… его… уничтожить, — произнес Платон глухо, словно давясь словами, но тут же перешел на прежний ровный тон: — Всякое явление имеет свой механизм действия. Волевой импульс Легиона, предписывающий человеку самоуничтожение, транслируется каким-то образом. Стало быть, в принципе, его можно заблокировать или подавить помехами. Другое дело, что пока мы не знаем, как это сделать практически.
— То-то и оно, что не знаем… Я как-то Лолке присоветовала нанять шамана с бубном. Вот и нам, видно, пришла пора звать шамана. Если, конечно, не выяснится, что ты где-то успел научиться шаманствовать.
— К сожалению, нет. У меня не настолько широкое образование, — Платон безмятежно улыбнулся. — Поэтому придется пригласить профессионального шамана.
— Что?! — Вялая маска скептицизма мигом слетела с лица Марго.
— Не волнуйся, ничего страшного. Шаманы бывают разные. Не обязательно с бубном.
— Например?
— Существуют телепаты. Существуют люди, якобы, умеющие измерять биополя и улавливать биосигналы.
— По-моему, это еще хуже. Неужто ты готов иметь с ними дело?
— Ничего не поделаешь: закон адекватности. Для охоты на сумасшедшего медведя нужна безумная собака.
— Они все шарлатаны или ненормальные.
— Или то и другое сразу. Так все говорят. Но кто тебе сказал, что экстрасенс должен быть нормальным человеком? Он уже по сути своей ненормален. Нам нужен такой, у кого поменьше шарлатанства и побольше ненормальности. Их сейчас много, так что выбор богатый.
— Хорошо, я согласна. И с чего ты хочешь начать?
— Не с «чего», а с «кого». С телепатов. Телепатия, к твоему сведению, не считается в наше время ни чем-то сверхъестественным, ни шарлатанством. Другое дело, что эффективность у них невысокая, и зависит от многих случайностей. Опыт может получиться либо не получиться, и никто не может сказать, почему. Они в основном над этим и бьются, над воспроизводимостью опытов. Но сейчас, несмотря на несколько унизительное собирательное название — «парапсихология», их область деятельности признается вполне законным ответвлением науки.
— И как же с ними вступить в контакт? У них своя биржа, что ли?
— Биржи нет. А в контакт я уже вступил. И имей в виду, что первый из них, с кем тебе предстоит познакомиться, не коммерческий экстрасенс, предлагающий свои услуги за деньги, а ученый. Меня ему представили люди, мнение которых он уважает, и услышав, что речь идет о сложной нестандартной проблеме, он заинтересовался. Думаю, лучше всего пригласить его к нам на ужин. Не пугайся, в быту он человек непритязательный.
На следующий день, во время подготовки к приему гостя, Платон сообщил о нем некоторые предварительные сведения. Прежде всего, он — признанный авторитет во всем, что касается передачи мыслей и образов на расстоянии. Зовут его Аристарх Александрович Гронский, он происходит из старинной дворянской семьи, и в их роду постоянно бытовал интерес к оккультизму и вообще ко всяким загадочным явлениям. После революции и красного террора Гронских в России уцелело мало. Но его бабка сделала весьма своеобразную карьеру: во время второй мировой войны она входила в специальный штат оккультистов, приближенных к Сталину, который, как и Гитлер, к оккультизму относился серьезно. Семейная легенда гласит, что она могла на гладкой поверхности воды вызывать изображения карт германского Генерального штаба настолько ясно, что их могли рассматривать присутствующие генералы. Кончила она плохо, несмотря на свои феноменальные способности не сумев разглядеть вовремя ни приказа о своем аресте, ни списка приговоренных к расстрелу. Родители Гронского погибли в лагерях, он воспитывался в детдоме, и собственное происхождение стало ему известно только в зрелом возрасте. Сейчас ему за шестьдесят. Телепатией увлекается давно, со времени окончания Психологического факультета, когда он начал экспериментировать с картами Зенера.
— С какими картами? — удивилась Марго.
— Карты Зенера — классический объект телепатии. Это набор карточек с различными геометрическими фигурами. Во время сеанса связи телепат-«передатчик» выбирает одну из них и сосредоточивается на геометрическом образе, а телепат-«приемник» должен выбрать соответствующую карту. При этом они могут находиться на разных континентах, или, к примеру, на самолете и на подводной лодке. В лучших опытах число совпадений превышает восемьдесят процентов, то есть о случайности результата не может быть и речи.