Книга мечей

Саберхаген Фред

— …не можем его взять, — подхватил другой бог. — Он был уже раз использован, а использованные дары не возвращают!

— Дар? — От ярости Марк вскочил на ноги: злость придала ему сил. — И вы называете это даром? После того как в плату за него отрезали отцу руку? Дар!

Огромная, словно ствол старого дерева, рука взметнулась в указующем жесте:

— Он один в ответе за это. Мы ничего такого не хотели.

И говоривший мощным толчком в спину выпихнул Вулкана в центр круга. Только сейчас Марк наконец узнал

бога-кузнеца. Толчок был так силен, что хромой бог потерял равновесие и с трудом устоял на ногах. А незнакомый обличитель продолжил:

— Неужели ты думаешь, юный смертный, что мы после всего того, что нам стоило заставить Хромого выковать эти двенадцать мечей для нашей игры, позволим им пребывать в бездействии? Это приведет ко многим бедам.

Для игры… Для игры?

— Вы все мне просто снитесь! — в отчаянии закричал Марк.

Но никто из стоявших в круге богов и не подумал удостоить его ответом.

— Ну а что вы будете делать с мечом?! — еще громче крикнул мальчик. — Что с ним будет, если я откажусь его хранить?

— А это уже не твое дело, — раздался ледяной ответ.

— Полагаю, мы найдем, кому его передать.

— И в любом случае не смей говорить с богами в подобном тоне.

— А почему бы мне не говорить так, как хочу? Вы все мне только снитесь! А что до меча, то теперь это уже и мое дело, что с ним…

— А тебе разве никогда не снились реальные люди или реальные события?

Внезапный порыв ветра бросил дым костра прямо Марку в лицо, и он, зажмурившись, зашелся кашлем. Но когда он снова открыл глаза, фигуры богов по-прежнему стояли вокруг него.

— Да если нам и пришло желание поиграть, то кто ты такой, смертный, чтобы запрещать нам это?

По кругу прошелестел ропот одобрения.

Марк снова ощутил приступ ярости, но сил уже не было. Мышцы непроизвольно расслабились, и он откинулся на согретую костром стену. Вопреки его желанию, веки сами опустились и стали такими тяжелыми…

— Игра?.. — прошептал он.

— Я считаю, — раздался вкрадчивый голос прежде не вмешивавшейся в разговор богини, — что этот Марк, этот упрямый сын тупого мельника, за все, что он уже успел натворить, а также за проявленную им непочтительность и за его наглое вмешательство в наши дела заслуживает смерти. Сегодня же ночью.

— Сын мельника? Мельника, ты сказала? — почему-то расхохотался другой бог. — Но… сейчас его как раз защищает от смерти волшебный огонь, вызванный к жизни при помощи магических предметов. Он сам не понимал, что делает, но сделал все правильно.

— Ну и что? Я все равно настаиваю на том, что сегодня он должен умереть. Должен. Хотя бы потому, что я предвижу — дальнейшее вмешательство в игру принесет всем нам одни неприятности.

— Ты бы лучше сказала не «нам», а «лично мне».

Но тут в разговор вмешался новый, еще не слышанный голос:

— Если ты говоришь: «Он должен умереть», то я говорю: «Он будет жить!» И какую бы точку зрения ты ни приняла, моя всегда будет прямо противоположной.

«Они совсем как люди», — пронеслось в голове Марка. А затем пришло осознание того, что он умирает. Но теперь мысли о смерти были приятными — смерть несла облегчение и освобождение.

Ночь все тянулась и тянулась, умирал он очень медленно, а собравшиеся вокруг его

смертного ложа боги все продолжали спорить. Иногда то, что они говорили, казалось ему перлами неземной мудрости, и он даже пытался запомнить хоть что-то из сказанного; но ни словечка не удержалось в его бедном усталом мозгу, и позже он так и не сумел вспомнить, о чем хотя бы велась речь. А порой их спор превращался в обычную вздорную свару, и Марк вяло удивлялся, как только боги могут нести такую чушь. Но и из этих перебранок в его голове наутро также не осталось и следа.

В конце концов Марк так и не узнал конца спора, потому что проснулся. Он дожил до утра, и небо над скалами уже было совсем светлым. Но увидеть долгожданный восход ему не удалось — обзор с востока закрывал огромный утес, зато на далеком отроге с северо-запада от его пещеры снег уже полыхал нежно-розовыми бликами.

Марка снова охватил озноб (возможно, он продрожал всю ночь, но почувствовал холод только сейчас). Костер еле-еле тлел, и мальчик тут же подбросил в него несколько новых веток, с удивлением отметив, что тело его полностью слушается. Он вообще неплохо себя чувствовал, а на душе было полное спокойствие — словно этой ночью произошло нечто необычайно важное. По крайней мере он выжил. И теперь уже не важно, что именно было тому причиной: счастливая случайность или воля нескольких благоволивших к нему богов. Правда, он так и не смог разобраться в своих ощущениях: приходили к нему боги на самом деле или же это был только сон? Но если они и приходили, то не оставили ни малейших следов своего присутствия: кругом были только голые скалы, небо да пронизывающий ветер.

На стенах пещеры остались символы и копоть, а пол ее устилал пепел от старого огромного костра.

Внезапно вернулось чувство голода, и Марк с ужасом подумал, что на обратный путь ему может просто не хватить сил. Поэтому в первую очередь, пока он не свалился где-нибудь от слабости, надо решить, как все же поступить с мечом. Только-только отогревшись, так что зубы перестали клацать, а руки трястись, он без сожаления покинул возрожденный им огонь древней кузницы богов. Закутавшись в полотно, привязав на спину лук и колчан и держа Градоспаситель в боевом положении, он начал осторожно спускаться, принюхиваясь к ветру.

Определив, где пахнет серой сильнее всего, Марк пошел по запаху и почти сразу наткнулся на то, что искал. Кратер был высотой ему по грудь и походил на кусок колонны из черного камня или, скорее, на старый пень с прогнившей сердцевиной. Над скважиной курился темный удушливый дымок, по которому время от времени пробегали багровые отсветы бушующего под землей пламени, видимые даже при уже взошедшем солнце. От дыры тянуло теплом, серой и еще чем-то, вонявшим еще хуже, — наверное, так может пахнуть из пасти какого-нибудь сказочного чудовища.

Время от времени что-то в глубине тяжко вздыхало, и тогда из кратера вырывалась волна горячего воздуха.

Марк поднял меч. Он держал его обеими руками — так же, как держал его Кенн во время своего первого и последнего боя. Но сейчас меч молчал, в нем не чувствовалось никакой магии, а значит, Марк мог сделать с ним все, что захочет. Быстро, не раздумывая, так чтобы боги не успели ничего понять и вмешаться, он занес Градоспаситель над кратером и разжал руки.

«Папа, Кенн, я сделал это».