Книга мертвого гения (сборник)
Шрифт:
На следующий день в самом начале двенадцатого из почти пустого бара «Ворон» Мальтрейверс рассматривал, как раскачивалась вывеска на деревянном столбе, беспомощно, словно ветхое суденышко в штормовом море. Напротив по пустому лугу неслись сломанные ветки, и металась бродячая собака в поисках пристанища. Выглянув наружу, он заметил одинокую фигуру, направлявшуюся к пивной. Полы пальто под порывами ветра раздувались, как крылья, подбородок прижался к груди — трудно было выдержать этот натиск. Мальтрейверс вернулся туда, где сидела Тэсс рядом с огромным каменным камином, в котором потрескивали горящие поленья. Когда он уселся, она, потянувшись через стол, взяла его за руку. Уставившись на стоящий перед
— Спасибо, что пришли, — сказал Мальтрейверс. — Вы еще не знакомы с Тэсс?
— Нет. — Машинально соблюдая вежливость, Эван Дин протянул руку: — Здравствуйте.
— Что будете пить? — спросил Мальтрейверс.
— О… спасибо. Только полпорции. Горького пива.
Тэсс уже начала машинально произносить какие-то банальные замечания о погоде, а Мальтрейверс направился к бару. Начало беседы получалось весьма мрачноватым, потому что Дин предпочитал молчать. Когда он сел и их глаза встретились, он отвел свой взгляд. Про себя она играла в ту игру, которой Мальтрейверс как писатель часто занимался в поезде или идя по переполненной людьми улице: одним эпитетом описать лицо. Нередко лица были похожи на маски с пустыми глазницами и застывшим ртом, и их невозможно было описать. Тем более одним словом. Но когда личность или эмоции были яркими, запоминающимися, сразу отыскивалось и нужное слово. Меланхолический, ранимый, озорной, терпящий бедствие, бесцеремонный, властный, практичный, циничный… Она подыскивала эпитет, который бы выразил сущность лица Эвана Дина: озабоченное… нет, более того… настороженное. Он не попытался сделать даже никакого жеста благодарности в ответ, когда Мальтрейверс поставил перед ним пиво.
— Я не понял смысла записки, которую вы просунули прошлым вечером ко мне под дверь, — сказал он. — И пришел только потому, что вы сказали, будто собираетесь поговорить о чем-то серьезном.
— Убийство — это серьезно, — спокойно ответил Мальтрейверс, усаживаясь.
— Чье убийство?
— Патрика Гэбриеля.
— Гэбриеля? Господи, это… это все уже давно забыто.
— Но не мной.
— А мной — да. — Дин проглотил половину содержимого стакана и взглянул прямо на Мальтрейверса. — И всеми остальными в Медмелтоне. Я знаю, вы суете во все свой нос, но не понимаю, почему это вас так задевает. Судя по тому, что мне сказал Стефан, вы не выносили Гэбриеля, когда он был жив. Откуда же появилась эта неожиданная забота теперь, когда он мертв?
— Патрик Гэбриель был подонком, — согласился Мальтрейверс. — И одновременно талантливым подонком. Но каково бы ни было мое мнение на этот счет, это не значит, что я считаю, будто кто-то должен был убить его.
— А какое отношение все это имеет ко мне?
— Самое прямое. Вы и есть тот человек, который сделал это.
Тэсс оцепенела, когда на лице Дина вспыхнула ярость и фаланги пальцев на стакане, который он держал, побелели. Но он мгновенно взял себя в руки.
— Так и знал, что это будет пустой тратой времени. — Он приподнялся было. — Спасибо, но я не буду допивать ваше чертово пойло.
Мальтрейверс не обратил внимания на его реакцию.
— И вы убили его потому, что он занимался любовью с вашей дочерью.
Почти встав из-за стола, Дин оставался какое-то время совершенно неподвижным. Потом посмотрел на Мальтрейверса, как на сумасшедшего.
— О чем это, черт возьми, вы толкуете? У меня нет дочери. У меня вообще нет детей.
— Нет есть! — решительно возразил Мальтрейверс. — И когда я понял это, мне многое стало ясно. Мишель — ваша дочь, вот почему Вероника никому не открыла, кто был ее отец. Ведь им был ее собственный брат.
Дин наклонился вперед, гневно сжатые кулаки лежали на краю стола. Теперь он владел собой.
— Я сейчас скажу кое-что, а потом уйду. Если вы когда-нибудь это повторите, я… нет, я не подам на вас в суд. Я вас убью. За кого, черт возьми, вы себя… держите, когда выдвигаете такие обвинения? Против моей сестры?
— Да прекратите, Эван! — Голос Мальтрейверса звучал нетерпеливо. — Коли вы собираетесь убить меня, то лучше сделать это прямо здесь и немедленно, потому что, если вы не сядете и не выслушаете меня, я пойду в полицию. Тогда уже они начнут расследование и поднимут такую грязь, в которой будет вывалян каждый… Итак, в первую очередь — отпечатки пальцев, ваши и Мишель, и на этот раз вам не удастся отвертеться. Я не ученый, но уверен, результаты покажут, что вы ее отец. Вы хотите, чтобы Мишель это стало известно? Или вашим родителям? Подумайте об этом.
Дин с минуту смотрел на него, потом повернулся к Тэсс.
— Как вы живете с этим безумцем?
— Я живу не с безумцем, — ответила она. — Я живу с человеком, у которого иногда возникают превратные представления о законе. На его месте множество людей не стали бы просить вас о встрече, а просто сразу же заявили бы в полицию. Гас же предлагает настоящий выход, по крайней мере для некоторых. И это люди, которых вы любите. Она положила руку на его правый кулак, все еще прижатый к столу. — Прислушайтесь к тому, что он говорит, Эван. Пожалуйста. Когда он закончит, вы, если захотите, сможете уйти.
Кулак Дина еще сильнее сжался под ее пальцами, потом, прежде чем убрать, он стал разжимать его. Очень глубоко вздохнув и опять подвинув свой стул, он уселся.
— Продолжайте, — только и сказал он.
— Спасибо. — Мальтрейверс был уверен, что Дин сделал очень важный шаг. — Я буду, насколько возможно, кратким, потому что могу представить, как это все будет для вас болезненно. Можно бы начать с того момента, когда Патрик Гэбриель приехал в Медмелтон, но, конечно, по-настоящему все началось, когда вы и Вероника стали любовниками…
Гнев, появившийся в глазах Дина, когда Мальтрейверс в первый раз выдвинул свое обвинение, вряд ли мог так скоро исчезнуть. И сейчас он еше прорывался, но на этот раз смешанный с печалью и растерянностью.
— Не прерывайте меня, — сказал Мальтрейверс. — Это не касается ни меня, ни кого-либо другого. Это незаконно, но происходит чаще, чем многие думают, а человеческие чувства не всегда в ладах с законами. Ведь то, что произошло, никому больше не причинило вреда. И ясно, что вы и Вероника до сих пор очень близки друг другу. Полагаю, вы любите ее.
Так или иначе, это случилось, и вы оба хранили вашу тайну. А потом вы женились, и у вас с женой не было детей, и вы наблюдали со стороны, как растет ваша дочь, не имея права признать ее своей. Долгое время вам удавалось как любящему дяде Мишель переводить ваши чувства в иное русло. Но потом Вероника вышла замуж за Стефана. Он хороший приемный отец, но это чужой человек, взявший на себя ту роль, которую вы хотели всегда играть в жизни Мишель.
— Могу теперь представить, как вы зарабатываете на жизнь в качестве писателя, — прервал его Дин. — Вы все это придумали. Можете вы хоть что-то из сказанного доказать?