Книга о русской дуэли
Шрифт:
Бестужев не акцентирует патриотический характер дуэли, для него гораздо важнее то, что герой, безнадежно влюбленный, «ищет смерти», а его соперник просто трус и действительно негодяй. Дуэль расставляет всех на свои места, и каждый из соперников получает то, чего он заслуживает: один – презрение, другой – уважение как русских, так и французов. Однако первопричина дуэли все-таки в том, что «мы очутилися в Париже, а русский царь главой царей».
Н. А. Бестужев.
Гравюра с автопортрета. 1814–1815
Таких дуэлей было множество. «Французы в это время еще не привыкли к поединкам на пистолетах и предпочитали шпаги, но русские в бытность в Париже кончали все ссоры пулями и тем отучали многих сварливцев и охотников до дуэлей, заводивших сначала беспрестанные ссоры» [13, с. 286]. И эти ссоры продолжались, пока русские были в Париже; впрочем, после недолгого возвращения Наполеона в 1815 году (так называемых Ста дней) французы, по словам А. Михайловского-Данилевского, стали «несравненно скромней» [132, с. 249].
С «международными» дуэлями, конечно же, боролись. Александр I, например, «офицерам своей гвардии велел носить в Париже фраки» [29, т. 2, с. 125] – вероятно, для того, чтобы вид русских мундиров не ажитировал излишне французов. И если уж дуэль состоялась, важно, «чтоб император знал о ней прежде, нежели известие дойдет до него чрез парижскую полицию. Он не любит дуэлей, но, если обстоятельства представлены ему верно, он смотрит на это сквозь пальцы; напротив того, бывали случаи, в которых оба противника наказывались за то только, что хотели утаить свое дело» [13, с. 288].
П. Я. Чаадаев. С портрета работы неизвестного художника. 1820-е
Впрочем, как уже говорилось, отношения офицеров враждующих стран представляли собой своеобразную рыцарскую «дружбу-вражду»: помимо поединков, они встречались за обеденным и за карточным столом, в театре и в салоне.
Практически всегда наполнялись политическим смыслом дуэли между русскими и поляками, даже если они возникали по пустячным поводам, – ссоры всегда вспыхивали за право первенствовать, чувствовать себя хозяином в Польше. Бретерская разгульная атмосфера среди приближенных цесаревича Константина в Варшаве сохранялась не только благодаря особенностям его характера или нравам его любимцев – так поддерживался воинственный дух в постоянно враждебном окружении.
Говоря о политических дуэлях, необходимо упомянуть и об «общественно-политических» (назовем их так). Когда П. Я. Чаадаев опубликовал свое знаменитое первое «Философическое письмо» (в 15-м номере «Телескопа» за 1836 год), «студенты московского университета приходили к своему начальству с изъявлением желания оружием вступиться за оскорбленную Россию и преломить в честь ее копье… граф Строганов, тогдашний попечитель, их успокаивал» [75, с. 100]. Н. М. Языков, после того как написал свое знаменитое стихотворение «К не нашим», получил картель, однако дуэль также не состоялась.
А вот еще похожий случай: «В это время [11] чиновник канцелярии гр. Каподистрия, близкий его сердцу по своему восточному происхождению, равно как и по религиозным и политическим убеждениям [12] , составил для императора Александра меморию о враждебном направлении всех университетов, упрекая их в безбожии и в духе противления всякой предержащей власти, установленной Богом. По приказанию нашего государя „Записка“ Стурдзы на французском языке напечатана была только для одних государей и членов Аахенского конгресса. Немногие ее экземпляры выкрадены были из типографии либералами и пущены в ход между студентами. Те из них, которые узнали настоящее имя автора, вызывали на дуэль Стурдзу, долго его преследовали и отыскивали по отелям на его возвратном пути в Россию <…> Другие студенты прирейнских университетов наклепали составление этой „Записки“ на старика Коцебу» [167, с. 153].
11
В 1818 году.
12
А. С. Стурдза – чиновник Министерства иностранных дел, которым управлял граф И. А. Каподистрия.
В чем-то сходна и общественная реакция на смерть Пушкина. Нам известны имена людей, желавших отомстить Дантесу: секундант Пушкина, его лицейский приятель К. К. Данзас; брат поэта Лев Сергеевич; Адам Мицкевич и оказавшийся в такой хорошей компании некто Баранов, «натура горячая и необузданная», который «вызывался ехать в Петербург и драться с Дантесом, а если бы он отказался, отстегать его хлыстом» [126, с. 9]. Ни одно из этих намерений, как известно, не осуществилось. Да и неудивительно, ибо важнее иногда был вызов, а не поединок.
Другой сферой, в которой возникали ссоры, приводившие к дуэлям, была сфера служебная. Если политикой в России занимались немногие, то служили практически все. Служили по-разному: кто ради денег, кто ради чинов, кто «царю и Отечеству», кто за компанию, не имея воображения и сил пойти поперек традиции, или, по выражению Д. Н. Свербеева, чтобы «выслужить себе хоть какой-нибудь чинишко, чтобы не подписываться недорослем» [167, с. 232]. Различное отношение к службе – разная степень остроты восприятия того, что на службе происходит. Для одних служба была более или менее необходимой обузой или раздражающей деталью, для других она являлась действительно полем деятельности, и усомниться в их добросовестности значило задеть их честь.
Служебные столкновения, даже если они серьезно воспринимались их участниками, далеко не всегда могли привести к дуэли. Они предполагали в первую очередь официальный выход из ситуации – жалобу по команде и т. п. Чаще всего подобные столкновения происходили между людьми, стоящими на разных ступенях служебной лестницы, – между начальниками и подчиненными. Вызов на дуэль, оскорбление командира – это уже не дело чести, это бунт! Тут уже нельзя было рассчитывать на традиционные месяц крепости или разжалование с выслугой, тут грозила каторга не на словах, а на деле – так что должны были возникнуть особые причины, особая острота конфликта. Немного позднее мы подробнее остановимся на этой ситуации.
Но были и случаи столкновения равных, заканчивающиеся дуэлями.
Александр I запретил караулам проходить через Летний сад, чтобы не пугать имевшую привычку прогуливаться там императрицу Елизавету Алексеевну. Ротмистр кавалергардского полка Н. Н. Шеншин однажды пошел проверить, как выполняется этот запрет, и увидел штаб-ротмистра Авдулина, который вел караул по одной из аллей. Шеншин сделал ему замечание, тот возразил, офицеры наговорили друг другу грубостей. Дуэль произошла в самом начале мая 1811 года, и блюститель покоя императрицы был убит, а его соперник, по неизвестным нам причинам (наверное, сыграли роль какие-то связи или придворные интриги), не был наказан и продолжил службу [165, с. 110–111]. Подобных случаев было довольно много. В манеже и в походном строю, в ресторане и в офицерском собрании, за картами и за жженкой, в мундире и в халате – офицеры равно легко ссорились и хватались за оружие.