Книга о странных вещах
Шрифт:
Везде одно и то же: у маленьких людей – маленькие неприятности, у больших людей неприятности позначимей, а у тех, кто живет на небесах, они всегда выше крыльев.
Ночные беседы при полной луне
Склеп у покойного Соломона Ашотовича Варданяна был полная чаша.
Стены склепа отделали черным мрамором, столик стоял, на стене картина с армянским пейзажем висела и на надгробии роза из сусального золота цвела.
– Заходи, дорогой, заходи! – щедро сказал Соломон Ашотович.
Скучно ему было в этом великолепии.
– Вино будешь? – спросил Соломон Ашотович, белой тенью нависая над столиком. – Внуки из Москвы приезжали. Не забывают старика!
Они сидели, пили вино и смотрели на звезды.
Ночное небо в августе всегда красиво. Особенно когда Земля входит в поток леонид, и время от времени с небес срываются прекрасные длинные звезды, оставляющие росчерк среди густой сыпи звезд.
– Какое вино! – восхитился Соломон Ашотович. – Нет, ты попробуй! Великолепное вино! Такое вино можно сделать только из винограда, растущего по правому берегу горного озера Севан!
Вино и в самом деле было великолепным – в меру терпким и с необыкновенным букетом. Оно холодило рот и воспламеняло уже почти угасшую душу.
– Нет, – загорелся Соломон Ашотович. – Не понимаю я вас, русских! Плохо вы живете, в нищете вы живете, все потому, что копейку зарабатывать не можете. Вот я на улице Камской жил. У кого самый красивый дом? У Соломона. У кого две машины во дворе? У Соломона. Кто детей и внуков в люди вывел? Соломон вывел – трех зубных врачей воспитал, двух бизнесменов и дочь в Америке достойно живет, за хорошим человеком замужем, пусть не миллионером, но очень достойным. А все почему? Потому что Соломон всю жизнь делом занимался – машины людям рихтовал и красил. А соседи вокруг были никчемные люди. Слева пьяница жил, он и детей пьяницами воспитал. Слева Манюня жила. Сама шалава, и дочки шалавами выросли. Надо правильно жить, – он любовно оглядывал склеп. – Тогда и лежать хорошо будешь!
– Русских хаешь, – укорил его Басаргин. – А сам всю жизнь в России прожил!
– Прожил, – легко согласился Варданян. – Потому что умному человеку в России легче заработать. В Армении умных людей слишком много, они там друг другу мешают деньги зарабатывать. А Россия большая, в ней всем места хватало. Но я тебе, дорогой ара, так скажу: вы ведь и в могиле лежать не умеете. У вас все, как при жизни: и могилки заросшие, и оградки чаще всего некрашеные, и земля постоянно проседает. Потому что заботы нет. А все почему? Детей не воспитали. Ребенок с детства должен впитывать уважение к родителям. А вы и на кладбище, где делить нечего, лаетесь!
– Менталитет у нас такой, – легко согласился Басаргин. – Но ведь не у всех, не у всех, есть ведь и такие, где родственники и знакомые по три раза на неделе бывают!
И они опять спорили и ругались, не соглашались с чужими словами и все говорили, говорили о мире, который покинули, – известное дело, даже мертвые всегда живут делами и заботами живых.
В мае следующего года Басаргин выбрался навестить знакомого.
Соломон Ашотович сидел в склепе печальный и задумчивый.
– А, сосед, – грустно сказал он. – Заходи, заходи, гостем будешь. Вина, правда, нет, но поговорить ведь и без застолья можно. Как лежится, дорогой? Все хорошо?
– Все хорошо, – сказал Басаргин. – Дочка недавно из Читы приезжала, все поправила, цветы посадила. Красивые. И пахнут – с ума можно сойти. Хочешь, по осени семена принесу? Никто не заметит, тут ведь рядом. Скажут, ветром занесло.
– Семена – это хорошо, – без улыбки сказал Варданян. – И дочка из Читы… Далеко!
– Далеко, – согласился Басаргин.
– А мои – рядом, – вздохнул Ашот Соломонович. – Рядом, а не приезжают. Деньги зарабатывают. Заняты очень.
– Приедут, – без особой уверенности сказал Басаргин.
– Плохо, когда человек только о деньгах думает, – сказал Варданян. – Нельзя только о деньгах думать. Всех денег не заработаешь.
– Сам воспитывал, – кольнул Басаргин.
– Неправильно воспитывал, – согласился хозяин склепа. – Вот, сижу, как в пустом доме.
С небес падали звезды. Земля вошла в метеорный поток, идущий из звездного скопления Плеяды.
– Знаешь что? – сказал Басаргин. – Ты посиди немного, я бутылку принесу. Дочка-то с приятелями приходила. Как водится, помянули меня, а бутылка осталась. Сам знаешь, для нас с тобой она ведь полная.
Он сбегал к себе, нашел бутылку с нарисованным на этикетке красным перчиком, вернулся в склеп, а там уже Ашот Соломонович расставил спрятанные в траве серебряные стопочки. Они выпили безо всяких цветистых тостов, на которые был горазд хозяин склепа, потом выпили еще и еще, ведь пустое пространство бутылки было бесконечным. Где-то в высоте кричал вышедший на ночную охоту козодой, шуршали крылья ночных бабочек и жаждущих крови комаров. В расположенном неподалеку овраге нестройно пробовали голоса лягушки.
С неба падали звезды.
– Нельзя, чтобы тебя забывали, – твердо сказал нетрезвым голосом Варданян. – Надо чтобы помнили! Вот вы, русские, странные люди – заботитесь друг о друге плохо, а помните долго. Это хорошо.
Они посидели еще немного, выпили, поговорили, а потом Ашот Соломонович негромко запел. По-армянски, разумеется.
Озеро – кубок с прозрачным вином,Искры в нем пляшут из быстрых форелей.Я бы вернулся однажды в свой дом,Если бы мы возвращаться умели.Басаргин набрал в грудь воздуха и принялся подтягивать ему вторым голосом. Тоже по-армянски. Он у Ашота Соломоновича часто бывал, научился немного.
Полная луна на востоке была кирпично-красной и напоминала карася, медленно и лениво выплывающего из омута. И может, всему причиной была луна, может, печаль, что сквозила в голосах участников этого грустного застолья, только собравшиеся кладбищенские собаки вдруг подтянули им – по-своему, конечно, но, разумеется, третьим голосом.