Книга пятая: Древний
Шрифт:
Завершив свою длинную фразу, я вернулся за столик к Вике, не удостоив больше дрожащего христианина взглядом. Надеяться на то, что мы после этой встречи проведем тут замечательный вечер, было совсем наивно. Девушка сразу поняла, что у меня состоялось весьма неприятное рандеву, и теперь мы оба сидели с ней будто на иголках, ожидая в любой момент неприятностей.
– Этот человек приходил из-за твоего прошлого? – Тактично поинтересовалась Виктория, мастерски не используя никаких намеков на ужасные моменты моей биографии, обозначив их расплывчатым словом «прошлое».
– Да. Скорее всего, это католики. Сдается мне, что они собираются открыть на меня охоту.
–
– Это ты можешь понять, Вик, потому что мы живем уже несколько месяцев вместе. А для них – я монстр, убивший в не столь далеком прошлом несколько сотен тысяч человек. Меня ничто не обелит в их глазах.
Виктория замолкла, внутренне бурля негодованием и нежеланием признавать очевидное, и все пыталась выдумать какой-нибудь аргумент. В конечном итоге, она сдалась и просто махнула рукой.
– Может пойдем уже отсюда? – Спросила она с тягучей тоской в голосе.
– Пойдем…
И мы спешно покинули гостеприимные стены паршивенького ресторана. Теперь нас обоих преследовало неуютное ощущение, словно мы находимся в мушке чьего-то прицела. И вполне ожидаемо, что нам хотелось поскорее убраться отсюда.
Идя к выходу, я зацепил взглядом тот столик, за которым беседовал с незнакомцем. Сейчас он был совершенно пуст, и только лишь развернутая салфетка на середине столешницы напоминала о том, что тут кто-то сидел…
Весь обратный путь до деревни мы проделали в напряженном молчании. Я постоянно вертел головой и оглядывался, потому что зеркал у этого джипа не было и в помине. За каждым поворотом мы ожидали наткнуться на засаду или обнаружить преследующую нас по пятам погоню. Каждые пять минут я проверял пистолет, висящий под курткой, словно боялся, что он может внезапно исчезнуть.
Во всей этой ситуации радовало только то, что я сумел доказать, что больше не хожу на поводке Силы, бросаясь сеять смерть налево и направо, как маньяк. Доказал, в первую очередь, самому себе. Я держал жизнь этого святоши в своих руках, будто только что вылупившегося птенчика. Всего одно движение, даже не особо сильное, и послышится лишь сдавленный писк и тихий хруст. Как же мне хотелось сжать кулак, кто бы знал… но я сдержался. Я оставил его в живых, и считал это своей хоть малой, но победой.
Когда мы подъехали к деревне, у меня и мертвецов снова возникла ментальная связь, и я мгновенно ринулся в их память, чтобы просмотреть, не было ли никаких происшествий за время моего отсутствия. Все-таки, поднятые покойники всегда стремились к воспроизведению своего прижизненного поведения, а мы с вами прекрасно понимаем, как могут себя вести бандиты и повстанцы. Поэтому каждый раз, отправляясь в дальнюю поездку, я волновался, как бы тут не произошло чего-нибудь непоправимого. Но нет, зомби преданно сторожили деревенский покой, строго следуя заложенным в их сознание приказам. Я даже в очередной раз вернулся мыслями к такой вещи, как «программирование» покойников, по аналогии с тем, как я закладывал последовательности действий в крыс и ворон. По сути, при определенном уровне навыка и сноровки, можно объяснить Кадавру, мертвецу, с которым нет связи, как ему вести себя в той или иной ситуации. Всего, конечно же, не предусмотришь, но самые основные моменты вложить в его мертвый мозг вполне можно. Но это так, просто отвлеченные мысли. Убивать я никого не собирался. Пока…
Так мы преодолевали километры, отделяющие Беледуэйне и село, название которого я до сих пор не узнал. Нет, серьезно, местные
А я, предчувствуя скорую беду, начал подготовку к ее встрече. Первым делом, я вооружил Стрельцову, вручив ей старый трофейный пистолет-пулемет чешского производства. Откуда я знал, что чешского? Понятия не имею, просто знал об этом, как и то, что у этого оружия должен быть складной плечевой упор, но конкретно у этого он просто вырван с корнем. Когда-то этот ствол принадлежал предводителю группы фалааго, которых мы устранили в самом начале нашего здесь пребывания. И был этот ПП достаточно компактным, чтобы слабые женские руки могли удержать его и справиться с несильной отдачей.
Сам я в очередной раз проверил свой СР-1, остро пожалев, что на такой редкий пистолет в этой глуши невозможно найти хотя бы пару пустых магазинов или хотя бы обоймы, чтобы в случае затяжной перестрелки иметь возможность быстро перезарядиться. Но, чего нет, того нет, поэтому в качестве запасного оружия я повесил себе на плечо один из самых приличных «Калашей».
Увидав вблизи этот несчастный образчик оружейного ремесла, какая-то часть меня, доставшаяся, судя по всему, от покойных военных и спецназовцев, просто взвыла от того, что кто-то может настолько безалаберно относиться к своему рабочему инструменту. Ни разу в жизни не занимавшись ничем подобным, и даже не имея представления о том, как вообще разбирать и чистить автомат, я, вооружившись подручными средствами, взялся приводить оружие в порядок.
К вечеру я выгреб из «Калаша» целую горстку песка, пыли и каких-то огарков, щедро смазал все подвижные детали и сделал пару выстрелов за пределами деревни. Этот ствол все еще был далек от идеального состояния, но теперь хоть не было страха, что он разлетится на запчасти прямо у меня в руках во время стрельбы.
Снарядив четыре автоматных рожка, я смотал их попарно обрывками изоленты, чтобы во время боя не терять драгоценные секунды на извлечение заряженных магазинов. Теперь я с оружием не собирался расставаться, потому что Сила хороша только тогда, когда враг стоит прямо перед тобой и не знает, на что ты способен. Но вот уж кто-кто, а инквизиция точно понимает границы моих возможностей, иначе они бы не переловили всех Жрецов в далекой древности. Как-то они нашли способ защищаться от клубящегося смертельного тумана, поэтому, в этом случае огнестрел очень нужен, и обязательно чтоб он был под рукой.
Потекли дни напряженного ожидания, из которых внезапно пропала вся радость и беззаботность. Марионетки четырех фалааго дежурили теперь круглосуточно, не заботясь о том, что скажут местные об этом странном трудоголизме. Не до того сейчас было. Да и сами деревенские уловили перемену в нашем поведении, начав опасливо сторониться нас.
Даже я стал чаще ходить в разведку, подолгу замирая на удобных наблюдательных точках и осматривая все подступы к поселку. Поскольку мне не нужно было спать, то занимался я этим чаще всего по ночам. Проведшие в непроглядной темноте трупного мешка глаза по сей день болезненно реагировали на слишком яркий свет, но зато ночью видели просто прекрасно. И этим я сильно отличался от своих покойников, которые с наступлением ночи превращались в слепых кутят.