Книга шестая: Исход
Шрифт:
– Вы думаете, было бы это так просто, мы бы сидели тут, словно помойные тараканы? – Горячо вклинился в разговор еще один мужик, а я вдруг обратил внимание, что среди собравшихся нет ни женщин, ни детей, а по углам подземного каземата витает Тьма…
Я резко рванулся вперед, расталкивая солдат, и мое появление итальянцы встретили шумным выдохом и всплеском страха. Мне с самого начала казалось все здесь каким-то неправильным, но теперь, похоже, я начинаю догадываться, в чем именно тут дело.
– Сергей, что такое? – Озадаченно поинтересовался у меня по-русски
Да, действительно, вид у меня был такой, что краше в гроб кладут. Перепачканный запекшейся кровью и исполосованный когтями Морфов с медленно прирастающим ухом, я сам больше походил на поднятого мертвеца. Но того, кто примет меня за Кадавра и попытается атаковать ждет очень сильное разочарование. К счастью, таких глупцов среди итальянцев не нашлось, поэтому я двинулся вглубь их убогого убежища, не обращая внимания на вопросы.
Истощенные люди отпрыгивали с моего пути с такой поспешностью, словно одно лишь прикосновение ко мне могло их убить. В целом, конечно, это было не так, ведь мне не нужно к ним прикасаться, чтобы остановить их сердца. Так что я беспрепятственно двигался к проходу, из которого, как мне показалось, текли тонкие ручейки черного тумана. Кто-то здесь лишился жизни, причем совсем недавно. И поскольку остаточного Мрака витало в тесных переходах слишком много, я сделал вывод, что смерть пришла к неизвестному человеку явно в не самом милосердном виде…
– Вот оно что… – Это все, что я смог сказать, заглянув в какую-то маленькую комнатушку, на полу которой лежало совсем небольшое тельце. Оно уже было кем-то избавлено от волос, одежды и наполовину освежевано, так что невозможно стало определить, кому оно принадлежало, мальчику ли, девочке. Однако, судя по габаритам, этому ребенку было не больше десяти лет, может, и того меньше.
Вопреки моим ожиданиям, в душе не поднялась буря гнева, жажда крови или желание покарать проклятых детоубийц. С чего вдруг? Я и сам убивал детей, пусть они и были отпрысками моего непримиримого врага. Но здешние обитатели, загнанные в подземелье вездесущей нежитью, изнывающие от голода, жажды, холода и иступляющего страха, поступили так, потому что оказались вынуждены. У них был выбор убить слабого и съесть его плоть, чтобы выжить самим, либо погибнуть. Вот какой оказалась изнанка прокаженного мертвой заразой Рима, едва ли не более жуткая, чем его нынешнее лицо.
А для чего детей убил я? Просто так, потому что хотел кого-нибудь убить или из-за гипертрофированной жажды мести? Сказать сложно, но ни один из этих мотивов нельзя назвать благородным, ну так и кто из нас еще большее чудовище, я или эти обреченные бедолаги, что лишь отчаянно пытаются продлить свою агонию? Боюсь, что для меня ответ на этот вопрос слишком очевиден
Позади меня, вырывая из объятий собственных мыслей, раздались тяжелые гулкие шаги.
– В чем дело, Серг… – это подошел командир и заглянул мне через плечо. – ТВОЮ МАТЬ!!!
Он выкрикнул это столь эмоционально, словно после того, что он повидал за время нашей вылазки, у него еще оставались силы удивляться. Несколько секунд боец простоял неподвижно, прикипев взглядом к полуразделанной детской тушке, и я мог только гадать, что сейчас бушует у него внутри. Наконец он медленно повернулся к остолбеневшим итальянцам, что сейчас с опасливым ожиданием смотрели на нас, и медленно потянул на себя затвор «Вала».
Моя рука ухватила ствол автомата и не позволила ему наставить дуло на перепуганных людей. Видимо, я был плохим командиром, ведь я только сейчас вспомнил, что до момента возвращения группы, главенство в ней отводится именно мне.
– Убер-р-и руку, Аид, – прорычал под своей маской военный. – Я перестреляю этих отбросов!
– НУЛЕВОЙ!!! ОТСТАВИТЬ!!!
Рык моего голоса прогремел в подземелье, низким эхом отражаясь от стен, и от его звука бедные итальянцы вздрогнули, а некоторые и вовсе попадали на колени. Возможно, я не сумел сдержать контроль над Даром, и в окружающее пространство выплеснулось немного Силы, но мой рёв пронял даже закутанного в специальный костюм военного.
– Не много ли ты на себя берешь, солдат?! – Горячо зашептал я бойцу прямо в маску, беря его второй рукой за грудки. – Ты возомнил, что имеешь право судить этих людей?
– Пус-сти! – Он попытался вырваться, но в моих руках откуда-то взялось столько силы, что ни сантиметра прорезиненной ткани не выскользнуло из-под моих стиснутых пальцев. – Ты что, не видел, что они сделали с ребенком?!
– Видел. Я почувствовал его смерть с самого начала, едва мы вошли сюда.
– И что, тебя это совсем не трогает?! – Эти слова военный почти выплюнул, словно ему было крайне омерзительно не только говорить со мной, но и видеть меня. – Ты уже настолько потерял человеческий облик, что тебе вообще все безразлично?!
– Я не хочу терять то подобие человеческого облика, что у меня еще осталось, – ответил я твердо, четко проговаривая каждый слог, – и поэтому не позволю тебе никого здесь убивать. Но я чувствую твою жажду смерти даже через твой красивый костюмчик. Так скажи мне, Нулевой, может это ты растерял свою человечность, и теперь просто ищешь повода пролить кровь?!
Ответное обвинение произвело на солдата такой эффект, будто я залепил ему под дых. Его округлившиеся глаза глупо хлопали под стеклами маски, а сам он замер, силясь придумать хоть какой-нибудь вразумительный ответ на мои слова.
– Это гражданские, Нулевой, – продолжил я додавливать солдата. – Простые люди, которые еще вчера сидели в офисах, стояли за прилавками в магазинах, фотографировали туристов или раздавали рекламные буклеты на площади. У них нет ни оружия, ни навыков, о них некому позаботиться. Они до смерти напуганы и вообще не понимают, что происходит в городе. Они ежедневно умирают десятками и сотнями, причем не только в руках мертвых, но и сами по себе, от голода и болезней. У них и так нет шанса выжить, подумай лучше над этим.