Книга шестая: Исход
Шрифт:
Насупленные брови командира немного разгладились, но взгляд не становился легче, поэтому я немного сменил тактику.
– Очнись, – встряхнул я его, – на тебе висит камера, которая записывает то, как ты собираешься совершить военное преступление. Ты уже забыл, насколько наша нынешняя операция особенная? Всерьез думаешь, что тебе простят убийство граждан чужой страны? Да если ты это сделаешь, твой труп закопают так глубоко, что Кольская сверхглубокая покажется тебе оттуда сусличьей норкой. И всех свидетелей, кстати,
Я кивнул головой в сторону остальных озадаченных членов группы, которые все порывались к нам подойти, но трое покойников не пропускали их.
– И все это будет только ради того, чтобы правда об этом твоем «героическом» поступке никогда не выплыла наружу. Смекаешь?
Вот эти аргументы наконец-таки сумели пробить броню упрямства вояки, и он перестал пытаться освободить «Вал» из моей хватки.
– Связи с Айсбергом нет, с тех пор, как мы спустились в канализацию, – буркнул он мне напоследок, будто этот факт мог хоть что-нибудь изменить. – Командование сейчас ничего не видит.
Хм-м… интересно, конечно. Наверное, там сейчас в командном центре царит очень веселая и расслабленная атмосфера. Сто процентов, нашу группу уже считают погибшей, и тот, кто отдал приказ сунуться в логово Темного, уже подумывает о том, какой способ сможет избавить его от жизни наименее болезненно.
– Говори сам с этими ушлепками, – бросил напоследок военный, – а то я, боюсь, не выдержу и сорвусь.
Я выпустил его, и командир быстрым шагом пересек помещение, просто снеся плечом не успевшего убраться с его дороги итальянца. А я обратил свой взор на ютящийся в этом канализационном отнорке сброд.
– Кто у вас тут за старшего? – Я поинтересовался вполне мирно, но от звуков моего голоса изможденные люди боязливо поежились и встали немного кучнее, как стадо баранов, испугавшееся лая пастушьей собаки. Сложилось впечатление, что стоять под прицелами автоматов для них было гораздо уютнее, чем перед моим взглядом.
Когда я уже устал ждать реакции и собирался уже повторить вопрос, вперед выступил тот самый парнишка, что разговаривал с нами на английском. Не знаю, был ли он в действительности здешним лидером, либо его послали как парламентера, но мне оно было как-то до фонаря.
– Послушайте, – сходу начал он, – я понимаю, как это выглядит, но уверяю вас, никто из присутствующих не хотел такого исхода! То тело… тот мальчишка… мы подобрали его почти неделю назад. Он был один, без родителей, и постоянно плакал. Вдобавок, у него была астма, а при себе он имел всего один ингалятор, а новых взять было неоткуда. Мы пытались помочь ему, но на все наши попытки он отвечал громогласным криком. Этот ребенок был обречен, а помимо этого мог и выдать нас шумом своих истерик Охотникам! Так что у нас просто не было выбора, нам пришлось…
Я взмахнул рукой, прерывая поток оправданий, и мой собеседник закрылся руками, подумав, что я собираюсь его ударить.
– Ты пытаешься в этом убедить меня или самого себя?
– Я... я… – Смущенный своей реакцией и моим ответом парень что-то
– Никто из вас не выживет, – жестоко припечатал я, и молодой человек снова обмер. – Каждый из вас обречен не меньше того ребенка, потому что скоро мертвые спустятся и сюда. Но я не собираюсь вас упрекать или судить. Мы пришли за информацией. У нас есть провизия, и если вы нам поможете, мы ею поделимся.
– Нас устраивает! – Слишком поспешно согласился переговорщик и еще больше смутился, когда его брюхо издало протяжный монотонный стон. Он поспешил сгладить собственную неловкость, перейдя к обсуждению нашей проблемы. – Вы хотите выбраться из Рима, двигаясь под землей?
– Именно это мы и хотим, – кивнул я, подтверждая верность его выводов. – На поверхности, знаете ли, слишком суетливо.
– На поверхности… – глупо повторил мой собеседник, – вы можете сказать, что там происходит?! К нам идет помощь?! Нас спасут?!
Я лишь покачал головой в ответ сразу на три его вопроса.
– Там ад, и никто к вам не придет. Правительство Италии обращено в нежить и просто играет роль говорящих голов в средствах массовой информации, водя за нос целый мир. Площадь перед Ватиканом усеяна растерзанными полутрупами, и легион мертвых с каждым днем становится все более многочисленным. Единственный ваш шанс – бежать за пределы города как можно скорее.
Пока я емко и предельно понятно описывал положение дел на поверхности, парень сникал на глазах, становясь сам больше похожим на покойника. Но с последней фразой он вдруг вскинулся, преисполнившись надежды.
– Вы можете взять нас с собой?! Вы солдаты, у вас оружие, вы наверняка сможете пройти по подземке…
– Это исключено, – безжалостно зарубил я на корню попытки навязаться к нам в отряд, и переговорщик тут же поник, сдавшись под напором черного отчаянья.
Вообще причин, по которым я не мог их взять с нами, было много. Первая, и самая основная, это та, что они слишком слабы и измождены. Эти люди не выдержат нашего темпа и будут задерживать группу, с каждой секундой все больше снижая и без того невеликие шансы на выживание. Вторая заключалась в том, что на этот раз уже мои бойцы окажутся не рады компании детоубийц, и могут устроить во время марша целый бунт. Этого было уже вполне достаточно, так что выдумывать третью и последующие причины я не стану.
– Тогда смысл нам помогать вам? – Проговорил потухшим голосом итальянец. – Если вы не поможете нам, мы все равно умрем…
– Я же сказал, мы поделимся едой, этого мало?
От упоминания еды живот парня снова громко заурчал, и я понял, что никуда они не денутся, помогут, как миленькие. Как бы они не пытались следовать логике, голод заставит их сделать все, что мы от них потребуем. Пусть даже они будут уверены, что это только лишь короткая отсрочка, они все равно приложат все усилия, чтобы заполучить хотя бы ее.