Книга шифров. Тайная история шифров и их расшифровки

Сингх Саймон

Из тринадцати иероглифов на обоих картушах Юнг точно определил половину, а еще четверть — частично верно. Он также правильно идентифицировал символ окончания женского рода, стоявший после имен цариц и богинь. Несмотря на то что ему не было известно, насколько он прав, однако появление на обоих картушах

, представляющих i в обоих случаях, подсказало Юнгу, что он находится на правильном пути, и придало ему уверенности, которая была ему нужна для продолжения дешифрования. Однако внезапно его работа застопорилась.

Похоже, он слишком

благоговел перед доводами Кирхера, что иероглифы представляют собой семаграммы, и не был готов отказаться от этого воззрения. Он объяснял свои собственные фонетические открытия тем, что династия Птолемеев произошла от Птолемея Лага, одного из полководцев Александра Македонского. Другими словами, Птолемеи были иностранцами, и Юнг предположил, что их имена должны были произноситься фонетически, поскольку соответствующей семаграммы в стандартном наборе иероглифов не было. Он подытожил свои рассуждения путем сравнения египетских иероглифов с китайскими, которые европейцы только-только начали понимать:

Чрезвычайно интересно проследить за отдельными этапами, в ходе которых алфавитное письмо, по-видимому, возникло из иероглифического; процесс, который, несомненно, может в известной степени быть проиллюстрирован способом, каким в современном китайском языке выражаются сочетания несвойственных для него звуков, при этом, за счет использования соответствующего знака, символы становятся просто «фонетическими» и не сохраняют своего исходного значения. В ряде современных печатных книг этот знак очень напоминает рамку, окружающую иероглифические имена.

Юнг называл свои достижения «забавой нескольких часов досуга». Он утратил интерес к иероглифике и завершил свою работу, подведя итоги в статье для «Дополнения к Энциклопедии Британника» 1819 года.

А тем временем во Франции многообещающий молодой лингвист Жан-Франсуа Шампольон уже был готов подхватить идеи Юнга. Ему не исполнилось еще и тридцати лет, но из них почти двадцать иероглифика пленяла Шампольона. Тяга к ней возникла в 1800 году, когда французский математик Жан Батист Жозеф Фурье, который был одним из «пекинесов» Наполеона, познакомил десятилетнего Шампольона со своей коллекцией египетских древностей, многие из которых украшали причудливые надписи. Фурье объяснил, что никто не сумел прочесть эти загадочные письмена, на что мальчуган пообещал, что придет день, когда он решит эту загадку. Всего лишь семью годами позднее, в возрасте семнадцати лет, он представил статью, озаглавленную «Египет при фараонах». Это было настолько ново, что его избирают членом Гренобльской академии. Шампольон, узнав, что стал семнадцатилетним профессором, был так потрясен, что тут же потерял сознание.

Шампольон продолжал удивлять своих знакомых, изучая латынь, греческий, древнееврейский, эфиопский, санскрит, зендский, пехлеви, арабский, сирийский, арамейский, персидский и китайский языки, чтобы во всеоружии штурмовать иероглифику. Его одержимость иллюстрируется случаем, произошедшим в 1808 году. Встретившийся ему на улице приятель мимоходом упомянул, что Александр Ленуар, известный египтолог, опубликовал полную дешифровку иероглифов. Шампольон был настолько обескуражен услышанным, что пошатнулся. (У него, по-видимому, была склонность терять сознание.) Казалось, что всей целью его жизни было быть первым, кто прочтет письменность древних египтян. К счастью для Шампольона, дешифровка Ленуара была столь же фантастической, что и попытки Кирхе-ра в семнадцатом веке, так что проблема осталась нерешенной.

В 1822 году Шампольон применил подход Юнга к другим картушам. Британский натуралист В.Дж. Бэнкс приобрел в Дорсете обелиск с греческой и иероглифической надписями и опубликовал литографию этих двуязычных текстов, среди которых были и картуши Птолемея и Клеопатры. Получив копию, Шампольон сумел поставить в соответствие отдельным иероглифам их звуковые значения (таблица 15). Буквы р, t, о, l и е являются общими для обоих имен; в четырех случаях они представлены одними и теми же иероглифами как у Птолемея, так и у Клеопатры, и только в одном случае — для t — имеется отличие. Шампольон предположил, что звук t мог быть представлен двумя иероглифами, точно так же как твердый звук с в английском языке может быть представлен либо с, либо к, как, например, в словах «cat» и

«kid».

_{Рис. 56 Жан-Франсуа Шампольон.}

Воодушевленный успехом, Шампольон принялся за картуши, у которых не было перевода на второй язык, заменяя, где возможно, иероглифы их звуковыми значениями, найденными из картушей Птолемея и Клеопатры. В его первом таком картуше (таблица 16) содержалось одно из величайших имен древности. Шампольону было ясно, что картуш, который читался a-l-?-s-e-?-t-r-? как представлял собой имя alksentrs — Аlехапdros по-гречески, или Александр. Шампольону также стало очевидно, что писцы не любили пользоваться гласными и нередко опускали их, считая, что у читателей не возникнет никаких проблем с подстановкой пропущенных гласных. Определив два новых иероглифа, юный филолог изучил другие надписи и расшифровал несколько картушей. Однако все эти достижения были просто продолжением работы Юнга. Все эти имена, такие как Александр и Клеопатра, были иностранными, что подтверждало теорию о том, что к фонетическому написанию прибегали только в тех случаях, когда в обычном языке египтян таких слов не было.

Но вот 14 сентября 1822 года Шампольону доставили рельефы из храма Абу-Симбел с картушами, которые относились к периоду, предшествующему греко-римскому господству. Важность этих картушей заключалась в том, что они были достаточно древними, содержащими исконно использовавшиеся египетские имена, но в то же время их написание было тем не менее побуквенным — явное свидетельство против теории, что такого рода написание применялось только для иностранных имен.

Шампольон вплотную занялся картушем, содержащим всего четыре иероглифа:

. Два первых символа были ему неизвестны, но повторяющуюся пару иероглифов в конце,

, он уже знал из картуша Александра (Аlехапdros); оба они соответствовали букве s. Это означало, что картуш имел вид (?-?-s-s). Вот тут-то Шампольон и воспользовался своими обширными познаниями в области лингвистики. Хотя коптский язык, прямой потомок древнеегипетского языка, перестал быть живым в одиннадцатом веке н. э., он по-прежнему продолжал существовать в изолированной форме, и на нем велись службы в христианской Коптской церкви. Шампольон выучил коптский язык еще будучи подростком и настолько хорошо его знал, что пользовался им для ведения записей в своем журнале. Однако до сего момента он и не предполагал, что коптский язык может быть также и языком иероглифики.

Шампольон задался вопросом, может ли первый знак в картуше,

, быть семаграммой, представляющей собой солнце, то есть было ли изображение солнца символом, обозначающим слово «солнце». В момент гениального прозрения он предположил, что звуковым значением семаграммы будет коптское слово «солнце» — гa.

Это дало ему следующую последовательность (ra-?-s-s). Ей соответствовало только одно известное имя фараона. Приняв во внимание вызывающие раздражение пропуски гласных и предположив, что пропущенной буквой была буква ш, можно было с уверенностью сказать, что это должно быть имя Рамзеса (Rameses), одного из величайших фараонов глубокой древности. С бытовавшим заблуждением было покончено. Даже обычные имена в древности записывали побуквенно, фонетически. Шампольон ворвался к брату в кабинет с криком «Я сделал это!», но, как и раньше, его чрезмерная страсть к иероглифике оказала на него губительное воздействие. От перенапряжения он сильно ослабел и следующие пять дней был прикован к постели.