Книга сияния
Шрифт:
– Позвольте, я вам помогу, – сказал камердинер, подводя к палатке императора, чьи чулки и башмаки уже были забрызганы грязью.
– Я должен там лечь?
– Ваше величество, это единственный способ.
Все трое собрались вокруг императора.
– А это не слишком жестокое испытание? – спросил император. – Понимаете, когда я родился, я был болезненным ребенком, и меня тут же сунули внутрь свежезабитого ягненка. А когда полость остыла, с бойни мигом доставили еще одного. И так одного за другим. Только на третий день я смог сосать молоко у кормилицы.
– Вы по-прежнему хотите стать бессмертным? – спросил Вацлав.
– Конечно, хочу!
– Тогда ложитесь. А мы сейчас вернемся.
Вацлав, Кеплер и раввин отошли в сторону и переглянулись.
– Уверены, что получится? – спросил рабби Ливо у Вацлава.
– Безусловно.
– Значит, он вернется в замок, убежденный в своем бессмертии? Это четко отпечатается в его мозгу?
– Честно говоря, рабби, вряд ли какая-то идея способна там четко отпечататься, – Вацлав вздохнул. – Скорее она станет частью общей путаницы. Но он больше не будет вам досаждать. Могу вас в этом заверить.
Раввин внимательно взглянул на камердинера.
– Вы стали большим специалистом по софистике, Вацлав.
– Это все Киракос. Я от него научился.
– Понимаю. А откуда средства на поездку в Карлсбад?
– А этому я научился от Келли, упокой Господь его душу. По сути, все началось с одних часов, на которые Келли положил глаз. На них был мавр в тюрбане, усеянном жемчугами и прочими драгоценностями. Поначалу мы собирались подкупить стражу, но затем события начали разворачиваться столь стремительно, что часы остались у меня. Что мне было делать? А реликвии из гробницы святого Венцеслава… Поймите, рабби, я чех. Это достояние нашего народа.
– Больше ни слова, герр Кола. Здесь у вас полное право. Больше того, я должен вам кое-что сказать, и сейчас, пожалуй, самое время.
– Не надо, рабби, – сказал Вацлав. – Я знаю.
– Знаете?
– Более чем подходяще, что я оказался здесь сегодня, в самом конце.
– И никто не пострадает?
– Обещаю, рабби, никто не почувствует боли, ни одному невинному не будет причинен вред.
– Значит, я могу идти домой?
– Счастливого Нового года, рабби.
Тщательно запахнув свой кафтан, чтобы защититься от октябрьского холода, с головой погрузившись в раздумья, рабби Ливо побрел вдоль берега Влтавы к Юденштадту. Кеплер с Вацлавом вернулись к палатке. Пажи, голодные, замерзшие и уставшие, были рады, когда их отослали в замок.
– Как я уже сказал, ваше величество, – начал Вацлав, – вы почти ничего не почувствуете.
– Смотрите, по-моему, скоро взойдет солнце, – вмешался Кеплер. – Так и есть.
– Сейчас вам самое время ложиться спать, не так ли? – спросил Вацлав у Кеплера.
– Да, неплохо было бы немного поспать. Как вам известно, все последние дни и ночи я был очень занят.
– Тогда увидимся, – сказал Вацлав.
– В «Золотом воле».
– Да, в «Золотом воле».
Кеплер направился в Старе Место. Его работа продвигалась неплохо – по крайней мере, лучше, чем раньше. В эти ночи астроном был так близок к Марсу, что чувствовал себя в ладу с великими тайнами Вселенной.
– Итак, пожалуйста, просто полежите спокойно, – сказал императору Вацлав. – Лучше всего закрыть глаза. Я досчитаю до сорока. Ровно сорок лет древние израильтяне блуждали по пустыне. По сорок лет царствовали Давид и Соломон. Всемирный Потоп длился сорок дней и сорок ночей. Существует сорокадневный период после смерти. Христос сорок дней находился в пустыне. Вы услышите, как я буду называть некоторые числа, – продолжил Вацлав, – но вам это покажется полной чепухой. Затем я семь раз обойду вокруг вас по часовой стрелке…
– Полной чепухой, Вацлав? О чем ты толкуешь? – Император в ужасе распахнул глаза.
– Закройте глаза, ваше величество.
– Но слова, что там за магические слова, те слова, которые сделают меня бессмертным?
– Слово, ваше величество, всего одно, и оно – ЕМЕТ, одно из имен Бога.
– Значит, я стану подобен Богу. Хорошо, хорошо. Так просто и в то же самое время так основательно. Всего одно слово. «Бог». Весьма уместно. Я бы хотел стать подобен Богу, очень подобен Богу. А что мне надо делать? Младенцем меня не пеленали – такой обычай. Мои пеленки были просторными, чтобы я мог упражнять ноги, напрягать лодыжки. Вот почему у меня теперь такая прекрасная фигура. Так какое там слово, Вацлав?
– Просто продолжайте его повторять, ваше величество. ЕМЕТ.
– ЕМЕТ, ЕМЕТ, ЕМЕТ.
Вацлав взял одну из лопат и принялся отрывать небольшую канавку вокруг императора.
– Значит, Вацлав, ты в этой своей церемонии, в этом своем ритуале особо плотно меня не зажимай. А где в последнее время все остальные? Где раввин, Кеплер, Браге, Йепп, Ди, Келли, Киракос, еврейка?
– Йепп участвует в шествии паяцев. Не открывайте глаз, ваше величество, солнце вот-вот взойдет. Повторяйте слово.
– ЕМЕТ, ЕМЕТ. Браге предсказал, что меня убьет родной сын. Вот почему, Вацлав, я никогда не женился, а теперь Браге и сам в могиле, бедняга. Говорят, у него мочевой пузырь лопнул.
Вацлав принялся кропить грязь с границы небольших холмиков вокруг императора.
– Прежде чем мы приступим… – тут Вацлав выдержал паузу, – я должен спросить вас, ваше величество, полностью ли вы уверены в том, что хотите стать бессмертным?
– Бога ради, дружок, приступай. ЕМЕТ, ЕМЕТ…
– Очень хорошо.
На Карловом мосту уже выстроилась цепочка телег, направляющихся на рынок.
– Земля, которую я кладу, – она ведь волшебная, разве не так?
Существовало предание, что вся Прага – волшебный город, ибо она возникла задолго до того, как Чех и Лех, два славянских крестьянина, взошли на холм и застолбили эти земли за своими родами. Одинокий метеорит – осколок неизвестного небесного тела – сорвался с холодного неба и упокоился в долине меж семи холмов. А потому некоторые утверждали, будто город все еще хранит следы древнего гостя и служит маяком звездам. По-чешски «Прага» означает «порог».