Книга Страха
Шрифт:
Из цикла "Незаконные сказки"
МУЗЫКАНТ
Почему я чувствую, что существую, только когда на меня смотрят твои глаза?
— О господи. Какой ужас. А ничего менее сусального нельзя было придумать?
— Да какая разница, с чего начать.
— Ну, будем считать, что никакой. Хотя я бы никогда в жизни не
— Так то ты. Слушать будешь?
— А то.
— Тогда не мешай.
Жил-был — ну, допустим, музыкант. Можно было бы назвать его художником, а можно — певцом, но пусть он будет музыкантом и пусть играет — на чем? Хочешь, на гуслях? Хочешь, на дутаре? Ладно, ладно,
Жил-был музыкант, который играл на трубе. Он очень хорошо играл на трубе. Он настолько хорошо играл на трубе, что люди, слушавшие его, — честно говоря, тут должен был быть кусок по поводу "смеялись и плакали", но я
— Не надо.
— Ну да. Просто хороший музыкант.
— Ага.
И никто не знал, что у музыканта есть тайна. Все думали, что он — обыкновенный человек. Но на самом деле музыкант был необыкновенным — потому что на самом деле его не было.
Когда-то, давным-давно, мама музыканта (которая тогда еще не была ничьей мамой) очень хотела завести ребенка. Но ребенка у нее не рождалось и не рождалось, а она все старела и наконец решила сделать себе ребенка из своего отражения. Каждое утро она садилась перед зеркалом и начинала расчесывать волосы. Впрочем, нет. Расчесывать волосы — это не из этой сказки. Будущая мама просто садилась перед зеркалом и смотрела себе в глаза. Она пыталась оживить свое отражение. Отражение было упрямо и не хотело выходить из зеркальной рамы — но мама тоже была упряма, упряма и очень сильна. Шло время, и отражение постепенно поддавалось. Как-то раз оно шевельнуло рукой в тот момент, когда мама ничем не шевелила. Потом мама улыбнулась, а отражение улыбаться отказалось. А еще через день мама встала и отошла от зеркала — а ее отражение заплакало и двинулось за ней. Оно перешагнуло зеркальную раму и упало. Мама подбежала к зеркалу и осторожно взяла на руки то, что совсем недавно было ее отражением. Оно было еще очень маленьким и ничего не умело, и мама учила его всему: ходить, говорить, улыбаться; она часами смотрела на него, и отражение росло от ее взгляда. Все соседи думали, что у мамы наконец появился маленький мальчик, и все радовались за нее. И только сама мама знала, что ее маленький мальчик не похож на остальных детей: он существовал только тогда, когда она на него смотрела.
Стоило маме закрыть глаза или отвернуться, мальчик-отражение немедленно исчезал. А когда она поворачивалась туда, откуда он исчез, и смотрела на то место, где он раньше был, он появлялся снова. Маме было очень жалко своего мальчика, которому приходилось постоянно исчезать, поэтому она старалась спать пореже и никогда от него не отворачиваться. Шло время, мальчик рос, а мама старела. Ей уже было трудно все время смотреть на своего сына, и она заметила, что сын исчезает все чаще и чаще. Ему самому очень не нравилось исчезать, поэтому он упрашивал свою маму смотреть на него всегда — а она не могла. Послушай, сказала она ему как-то днем. Я скоро умру, но я не хочу, чтобы ты умер вместе со мной. А ведь ты умрешь, потому что после смерти я не смогу на тебя смотреть. Поэтому тебе нужно стать кем-нибудь, на кого все время смотрят люди, — и тогда, пока на тебя смотрят, ты будешь жить. Ладно, сказал мальчик и начал учиться играть на трубе. Труба валялась у них дома давным-давно, она принадлежала одному человеку, который недолго пожил с мамой в ее доме, а потом ушел неизвестно куда. Ушел, а трубу оставил.
Мальчик нашел трубу и стал учиться на ней играть. Правильно, сказала мама. Музыкант — это тот, на кого все время смотрят. Пока ты будешь играть, на тебя будут смотреть. Пока на тебя будут смотреть, ты не исчезнешь.
Мальчик оказался старательным и талантливым, в точности как его мама, поэтому довольно скоро он научился очень неплохо играть на трубе. Мама стала выводить его на рыночную площадь, где он играл для людей. Люди приходили послушать красивого маленького музыканта, смотрели на него с интересом, и, пока мальчик играл, а люди смотрели, маме мальчика удавалось чуть-чуть поспать. Когда мальчик стал совсем большим и очень хорошим музыкантом, его мама умерла. Она знала, что сын захочет поплакать на ее могиле, и заранее позвала на свои похороны побольше людей: на похоронах всегда смотрят на сына покойника, поэтому нет опасности, что он исчезнет.
Мальчик оплакал маму и пошел на рыночную площадь. Встал посреди площади, поднес к губам трубу и заиграл. На него смотрели. Он стал жить тем, что играл на площадях. Те, кто смотрел на него, кидали ему монетки, чтобы он мог поесть. После игры он шел в ближайший трактир, а за ним бежала стайка мальчишек: всем хотелось посмотреть, как ест знаменитый музыкант. Благодаря этому за едой музыкант не исчезал. А после еды он снова шел играть на площадь.
Но к вечеру люди расходились, и музыканту становилось очень страшно. Вот на него смотрят всего три человека… вот два… вот один… И наконец, тот последний человек, который так внимательно на него смотрел, отвлекался на что-нибудь другое: собака ли по улице шла, невеста ли к нему приходила, — и музыкант исчезал. Прямо там, где был, на площади. Исчезал до утра, пока кто-нибудь не приходил на площадь специально для того, чтобы послушать его игру. Время шло, музыкант старел, но у него не было возможности сидеть дома или отдыхать возле моря: ведь ни дома, ни возле моря на него бы не стало смотреть столько людей. А один какой-нибудь глядящий человек — это очень ненадежно. Один человек обязательно отвлечется, засмотрится на небо, его окликнут, он захочет пойти на работу или домой — и всё, исчезнешь, будто бы не было тебя. Поэтому музыканту были необходимы люди, много людей. И он играл на своей трубе.
Однажды утром музыкант возник, как обычно, на площади, от чьего-то взгляда, и понял, что у него нет больше сил. Руки не держали трубу, губы отказывались дуть. Даже обычный страх исчезнуть притупился и уже не заставлял его играть с таким усердием. Тогда он пошел на рынок (а стайка мальчишек побежала за ним) и купил там большое зеркало. Зашел в какой-то старый сарай, в котором никто не жил, поставил зеркало у стены и стал сам на себя смотреть.
Ни пойти купить еды, ни выйти подышать воздухом. Если бы с музыкантом кто-то жил, он мог бы смотреть на музыканта хотя бы во время прогулок, но все годы игры на площади музыкант был слишком занят, поэтому он не успел обзавестись никем специальным, кто бы постоянно хотел на него смотреть. Музыканту очень хотелось есть и пить, но еще больше ему хотелось не исчезать. Поэтому он не ел и не пил, а только целыми днями сидел и смотрел на себя в зеркало. А однажды встал, потянулся, перешагнул через зеркальную раму и ушел обратно туда, откуда возник когда-то. Кто-то нашел в сарае старое зеркало и продал его на базаре.
Зеркало купила богатая семья. И тут же обнаружилась удивительная вещь: старое зеркало не желало никого отражать. Кто бы к нему ни подходил, он видел перед собой не свое отражение, а знаменитого музыканта, который в течение многих лет играл на площадях. Хозяева дома сначала пугались, потом привыкли и даже слегка кланялись музыканту, встречая его в зеркале вместо себя. А потом старшая дочь семьи разозлилась на глупое стекло, потому что ей никак не удавалось увидеть в нем себя. Она сорвала зеркало со стены и швырнула его об землю.
Зеркало упало и разбилось на много маленьких кусков. Куски выбросили за порог, и они разбежались по миру. Их начали находить люди, радоваться им и даже продавать друг другу как диковину. В каждом куске зеркала, как только в него кто-нибудь заглядывал, отражался знаменитый музыкант.
Эту сказку можно пустить по кругу. Рассказать, как дети со всей страны стали собирать кусочки зеркала, чтобы выпустить музыканта на волю, собрали, выпустили и обнаружили, что он опять не может жить, пока никто на него не смотрит. Можно рассказать о прекрасной женщине, которую нашел (или только хотел найти?) наш герой и которая оживила его, потому что любовь прекрасной женщины никому не дает исчезнуть. Можно вспомнить, что у музыканта был сын, обыкновенный мальчик, которого родила одна крестьянка, совершенно не озабоченная тем, чтобы смотреть на отца своего ребенка. Можно еще многое рассказать. Но мы-то знаем, как все было на самом деле. На самом деле музыкант так и живет в зеркале, до сих пор, — и нет у него никакого сына. И каждый из нас, когда смотрится в зеркало, видит там не себя, а бедного знаменитого музыканта, который существовал только тогда, когда на него смотрели. Поэтому уже давным-давно зеркала не отражают наших лиц. И поэтому мы постоянно ищем кого-нибудь, кто будет все время на нас смотреть, — ведь зеркал больше нет, а мы так не хотим исчезнуть.
— Стоп, стоп, стоп. Все ясно. Мое сердце разрывается от жалости на части, публика рыдает, бедный музыкант как зеркало всего человечества. Ерунда.
— Почему ерунда?
— Потому что нелогично.
— Что нелогично? Что бедный музыкант — зеркало всего человечества?
— Нет, это-то как раз логично, хотя и совершенно бесполезно для человечества. Нелогично другое. Куда он, по-твоему, исчезал?