Книга Тьмы (сборник)
Шрифт:
Анна подняла покрасневшие от бессонницы глаза с опухшими веками, но ничего не сказала. Несколько минут назад ей показалось, что Максик стал легче дышать, что в его повторяющемся монотонном дерганье наметился сбой, но она не могла поручиться, что не принимает желаемое за действительное.
— Еще одну таблетку сульфадиметоксина, — словно не замечая Тихого, проговорила она, обращаясь к Альбине.
Девушка, не выпуская консервного ножа из рук, тут же выполнила ее просьбу.
— Вы поешьте, — робко посоветовала она.
Анна внушала Альбине уважение, граничащее со страхом.
— Спасибо,
Альбина протянула стакан в надежде, что та хотя бы попьет, но нет — рука Анны потянулась к губам больного.
— Ну а вы как? — повернулась к Тихому Альбина. Она опять чувствовала усталость (неудивительно — трое суток на ногах с крошечными перерывами на сон) и не особо стремилась к поддержанию разговора.
— Грустно… Альбина, а улыбаться вы еще можете?
— Зачем? — Она изобразила улыбку, но тут же убрала ее с лица. — Вы сами-то сегодня обедали? Если нет, помогите открыть банки, пока я режу хлеб, и присоединяйтесь к нам.
— Заметано, — так же устало усмехнулся Тихий, присел на ближайший табурет и, взяв нож, принялся вскрывать консервы.
— Новых больных в укреплении нет? — не отходя от Максика, поинтересовалась Анна.
— Пока Бог миловал, — ответил Тихий, передавая открытую банку Альбине. — А вам я все же посоветовал бы подкрепиться, хотя бы ради этого… друга. — Он кивнул в сторону кровати.
Анна промолчала, но когда ей в руки сунули бутерброд с рыбой, все-таки принялась есть, правда, как-то безразлично и тупо, словно выполняя неприятную работу.
— Спасибо, — слабо улыбнулась Альбина, приняв от Тихого еду.
— Отдохнуть бы вам… Так что, я могу вам чем-то помочь? Пусть я не врач, но в микробах и медикаментах кое-что кумекаю… Считайте, что я могу исполнять обязанности фармацевта. Нуждаетесь в таковом?
— Не знаю… спросите у Рудольфа, — растерялась Альбина.
— Ваша помощь может нам пригодиться, — машинально пережевывая остатки бутерброда, проговорила Анна.
«Все же изменения есть, — думала она, вглядываясь в связанное тельце. — Точно есть… вот только бы понять, в какую сторону!»
В это время Эльвира, сидя в фойе, «допрашивала» только что прибывшего новичка. Это был плечистый мужчина лет сорока пяти, с вытянутым подбородком, сильно нарушавшим пропорции лица и придающим ему упрямое и грубое выражение.
— И вы говорите, что ваша группа уничтожила около двадцати констрикторов?
— Да.
Новичок, казалось, не знал, куда пристроить руки: он то сплетал их на груди, то складывал за спиной, то позволял им свободно свисать вдоль тела, чтобы еще через секунду зацепиться большими пальцами за пояс брезентовых штанов.
— И вас ни на секунду не остановило то, что, быть может, эта болезнь относительно легко излечима?
— Послушайте… — Его лицо болезненно скривилось. — Мы просто защищались и защищали… Ну, вообще… Кто станет в такие моменты думать? Они — душат, мы — стреляем. Я стрелял… Я не думал, что все в такое выльется… Просто не думал. Вот…
К ним незаметно подошел Тихий, видимо, желая что-то сообщить журналистке,
— Я и сам не могу объяснить, как это называется, но вместе со всеми я становлюсь словно сумасшедшим… Я никогда в жизни не стал бы делать в одиночку того, что делал в компании. Может, это тоже болезнь, не знаю… Я словно растворился в общей ненависти… и мы убивали. Если бы не те дети… Я говорю невнятно, да? Так вот, я пришел в себя только тогда, когда дошло до убийства нормальных, здоровых людей. Среди них… точнее, в той квартире были дети, и тогда мы передрались между собой… Тот парень, что привел нас туда, «поплыл», кто-то — уже не помню кто, да я и не всех знал в нашей компании, — выстрелил в него, другие начали защищаться. Это было… У меня нет слов! Но я опомнился от этого ужаса, понял, что не обязан идти за ними… Нет, снова не так… В общем, нужно было выбирать, кто с кем и против кого, потому что пошел разброд. Пока все дрались друг с другом, я схватил за руку старушку — там была старушка, я не говорил? — и потащил ее к выходу. Ее и детей… Нам в спины начали стрелять, потом кто-то ударил меня по голове — и больше я ничего не помню… Очнулся среди трупов. Куда делись дети — не знаю, может им повезло, а бабуся рядышком лежала… Потом я вспомнил об укреплении и пошел его искать. Пока что меня отсюда не прогнали… Может, и оставят.
— Насчет этого не беспокойтесь, — пообещала Эльвира. — Но я прошу вас еще раз повторить всю эту историю помедленнее: как вы охотились на констрикторов, где проходила ваша группа, встречали ли вы другие подобные формирования — и так далее…
— Я не уверен, что помню все… Повторяю, я был не в себе.
— …И рождает чудовище-страх, — неожиданно раздался за его спиной тихий отчетливый голос, заставивший собеседников замереть от странного, почти мистического холодка, — другое чудовище — толпу… Но и толпа не бесплодна…
Тихий — пророк и клоун — говорил одновременно в шутку и всерьез, улыбаясь и плача.
— Вы… — испуганно выдавила из себя Эльвира, уставившись на него. — Так и заикой можно стать!
— Можно, — согласился Тихий, — и не только заикой. Еще можно стать частью толпы…
— А вы кто такой? — отвисла громадная нижняя челюсть.
— Это наш пророк, — мстительно произнесла журналистка.
Бывший охотник на зомби посмотрел на Тихого с уважением.
— …Вы били чудовищ, и в какой-то момент кто-то из вашей компании крикнул: «Бей жидов, армян!» Или нечто подобное, — серьезно посмотрел тот на новичка. — Так?
— Да. Но откуда вы?..
— Это не пророчество. Просто так было и всегда будет. У меня было время подумать над этими проблемами. Очень много времени. — Тихий подмигнул Эльвире. — И я понял, как просты некоторые самые сложные явления. Один человек — это сложно, но если собрать в кучу массу народу, она окажется намного проще, чем каждый человек в отдельности. Поэтому у нас и вредно быть… пророком.
— Вы знаете, — прищурилась журналистка, — у вас, конечно, есть право говорить загадками, но у меня нет времени на их разгадывание. Что вы хотите этим сказать?