Книга всех вещей (илл. Сердюковой)
Шрифт:
Но потом, когда он лежал один и смотрел в темноту, ему стало страшно, что Бог, может быть, сердится. Томас сказал: «Мысли сами приходят мне в голову. И на самом деле я так не думаю, так что это не считается. Я ведь даже не знаю, что это такое, моровая язва».
И тогда он уснул.
Всю неделю стояла такая жара, что по каналам поплыли тропические рыбки. Томас видел их своими глазами. Это были меченосцы. Он знал это наверняка, потому что в его аквариуме тоже жили меченосцы. Это такие забавные рыбки, которые смешно танцуют в воде, когда влюбляются.
Томас видел их неподалеку
– В канале плавают тропические рыбки, – сказал он.
Элиза остановилась, из-за этого ее нога перестала скрипеть.
Томаса как будто ударило током, когда он вдруг заметил, какая она красивая.
– Это потому, что их спускают в унитаз, когда уезжают в отпуск, – ответила она.
В это момент Томас не мог ни о чем думать, потому что Элиза смотрела прямо на него своими синими глазами.
– И из-за жары, – промямлил он.
– Кстати, в канализации живут еще и крокодилы, – добавила Элиза. Она опять заскрипела, потому что пошла дальше.
Томас последовал за ней.
– Честно? – спросил он. – Ты сама видела?
– Одного, – ответила Элиза, – размером с мой мизинец. В туалете. – Она взмахнула рукой на прощание.
Томас испугался, потому что на ее руке был один только мизинец. Другие пальцы отсутствовали.
– Ого, – только и смог сказать Томас. Затем дождался, пока Элиза скроется за углом, и почувствовал испуг где-то в глубине живота. Но в голове у него звенели веселые колокольчики. «Она красивая, – подумал он. – Ее не удивляет то, что я вижу. Она понимает, что это правда. Значит, Элиза тоже знает».
По дороге домой Томас размышлял: «А что она знает?» Было трудно думать вдали от окна. «Я не могу объяснить, что знает Элиза, но я тоже это знаю: какой-то я другой». А уже дома, стоя у окна, он подумал: «А куда, интересно, делись ее остальные пальцы?»
«Воскресенье – единственный день, который надо толкать перед собой, как тачку, – написал Томас в „Книге всех вещей“. – Остальные дни сами катятся вниз с моста».
По воскресеньям семья Томаса ходила в церковь. Не в обычную церковь рядом с домом, а в особую, далеко. Эта церковь находилась в обычном доме без башни. Иногда во время службы даже было слышно, как соседи сверху пылесосят. Почти никто, кроме папы, мамы, Марго и Томаса не посещал эту церковь. Мама всегда надевала шляпу, а Марго – платок, потому что в этой церкви так надо. Нельзя, чтобы кто-то видел прическу женщин. Мужчин это не касалось, у них ведь прически нет.
Они ходили туда пешком, потому что Бог не хочет, чтобы в воскресенье ездили трамваи. А они все равно ездят, и Богу это не нравится.
Вообще, в мире есть две самые ужасные вещи. Первая: быть за нацистов во время войны. Вторая: сидеть
Томас представлял себе, как будто трамваев нет. Он думал так про все, что запрещено: про трамваи, машины, велосипеды и мальчишек, играющих на улице в футбол. Птицам петь разрешалось, они ведь не могли знать, что сегодня воскресенье. Потому что у них нет души.
В церковь пришло около двадцати старых-престарых людей, все они были слепые, глухие или хромые. Ну или хотя бы с двумя бородавками на подбородке. Кроме Томаса и Марго, присутствовало еще два ребенка. Две сестрички. Их личики, выглядывавшие из платочков, были такие бледные, будто девочки собирались в скором времени умереть. «Думаю, что до 1955 года они протянут, – написал Томас в “Книге всех вещей”, – но потом уже станут совсем мертвыми, и их закопают. Да упокоятся они с миром отныне и во веки веков». Эти слова Томас писал явственно ощущая ком в горле, так жалко ему стало девочек. Но ничего уж тут, к сожалению, не поделаешь.
Церковная служба шла долго. Народ Израиля, ропща, плелся по пустыне, а скамейки в церкви были жесткими. Веселее всего было петь «туда-сюда». Выглядело это так: лысый мужчина в черном платье с кучей пуговиц пел в одиночку. А остальным надо было петь в ответ. Снова и снова. По очереди. Черное платье все время пело разные слова, а остальные отвечали одно и то же – «Добрый властитель быков, спаси наши несчастные воскресенья [1] ».
Томас подпевал во весь голос. При этом он пытался сосчитать пуговицы на черном платье, но все время сбивался.
1
Томас неправильно расслышал слова литании: «Боже милосердный, помилуй нас, жалких грешников».
По дороге домой Томас заметил, что отец на что-то сердится. Отец смотрел прямо перед собой и молчал. За столом после молитвы он сказал: «Томас, встань».
Томас как раз хотел положить в рот вилку с наколотой на нее картошкой и горошком. Вилка застыла в воздухе.
– Встать? – переспросил он.
– Встать, – повторил отец.
– Зачем? – с беспокойством спросила мама.
– Потому что я так хочу, – ответил отец.
– А вот почему, – сказала Марго.
Томас положил вилку на тарелку и встал.
– Хи-хи-хи, – захихикала Марго, потому что она глупая, как луковица. Просто непонятно, как ей удается получать в лицее восьмерки, девятки и десятки. [2]
– Повтори, что ты пел во время литании, – сказал отец с застывшим лицом. (Литания – это пение «туда-сюда» в церкви.)
Томас посмотрел на маму.
– На меня смотри и пой, – потребовал отец.
Томас набрал в легкие воздух и спел: «Добрый властитель быков, спаси наши несчастные воскресенья».
2
В школах Нидерландов десятичная шкала оценивания успеваемости: от 1 (очень плохо) до 10 (отлично). Если ученик получил по какому-либо предмету 3 и ниже, то его оценки не засчитываются, и считается, что он завалил предметы.