Книга всех вещей (илл. Сердюковой)

Кёйер Гюс

Томас посмотрел на конверт в руке. Зачем госпожа ван Амерсфорт пишет отцу? Ничего хорошего из этого не выйдет. Нельзя, чтобы письмо попало к отцу. Его надо порвать и закопать, потому что госпожа ван Амерсфорт – «каменистка» или что-то в этом роде, а еще ведьма. А кто будет виноват, если отец получит от нее письмо? Он, Томас! И больше никто. Он уже взялся за конверт второй рукой, чтобы порвать, но подумал: «А что там написано?» Ведь можно его сначала прочитать, а потом уже порвать. Тогда хотя бы будет понятно, о чем оно!

Томас огляделся по сторонам, не смотрит ли кто-нибудь,

но на Томаса никто не обращал внимания. Он осторожно расковырял конверт. Почему так трясутся пальцы? Почему в животе такое ощущение, будто проглотил бегемота? Потому что Томас понимал, что делает что-то ужасно запретное. «Но, – подумал Томас, – иначе никак. Ведь если я этого не сделаю, может случиться что-нибудь еще ужаснее». Что, например? «Допустим, что кого-нибудь побьют, и например, меня».

Он вытащил письмо из конверта и раскрыл его. Там было только одно предложение. Томас прочитал его вслух: «Если муж бьет свою жену, он бесчестит себя».

«Если муж бьет свою жену…» – пробормотал Томас с беспокойством. Значит, она знает! Он покраснел от стыда. Она узнала большую тайну. Есть тайны, которые запросто можно рассказывать друг другу. Но эту тайну никому нельзя знать, потому что она ужасная. А госпожа ван Амерсфорт знала. Откуда? Кто-то ей рассказал, или она сама узнала, просто потому что ведьма?

«Бесчестит…» – пробормотал Томас. Что значит «бесчестит»? Он не знал.

– Папе этого читать нельзя, – прошептал он. – Потому что виноват буду я, и мама, может быть, тоже.

Он пошел к памятнику ван Хейтсу. Перед памятником был пруд с фонтанами, где дети пускали кораблики. За памятником росли кусты. Томас прошмыгнул в кусты, присел на корточки и руками вырыл ямку в земле. Пихнул в ямку конверт, но, когда хотел скомкать саму записку и положить туда же, засомневался. Еще раз прочитал предложение, которое написала госпожа ван Амерсфорт. «Если муж бьет свою жену, он бесчестит себя». Томас задумался. Может, это заклинание? Слова, способные превращать людей во что-то… во что-то другое. Вполне может быть. Он засыпал ямку. Конверт был закопан, но записка осталась.

Томас пошел обратно домой, сложенная записка лежала в кармане штанов. Он решил, что ее надо спрятать где-нибудь дома, пока он не узнает точно, что она значит. Когда Томас дошел до своей улицы, то был так погружен в свои мысли, что не заметил Элизу. Он поднял голову лишь тогда, когда услышал скрип ее кожаной ноги.

Случайно он посмотрел ей прямо в глаза и покраснел, как кирпич.

– Слушай, Томас, – сказала Элиза.

Томас смотрел на плитки тротуара и чувствовал, как у него стучит сердце.

– Это самое-пресамое лучшее письмо из всех, что я получала, – услышал Томас ее голос.

Значит, она не сердится. Он заставил себя посмотреть на нее опять. Может, она смеется над ним?

– Я буду его хранить. И всегда, когда мне будет грустно, буду его читать.

– А, – протянул Томас. – Здорово.

– Ты ужасно

милый мальчик. Когда я буду жить в своем замке, можешь ко мне приходить, как вздумается. И мы будем кататься на моем «роллс-ройсе». – Она наклонилась и поцеловала его в щеку. А потом пошла дальше.

Невероятно! Элиза поцеловала его прямо на улице! За письмо! У него зашумело в ушах, и он опять услышал ту музыку, где много скрипок. Томас подпрыгнул от радости. К своему удивлению, он взвился на два метра вверх, такой он стал легкий.

Дома он написал в «Книге всех вещей»: «Надо писать людям письма. От этого они радуются. И я начинаю им нравиться».

Томас достал из кармана записку госпожи ван Амерсфорт. И посмотрел по сторонам. Где бы ее спрятать? В шкафу среди одежды? Нет, ведь мама каждую неделю наводит порядок в шкафу. Под матрасом? Нет. Там, где обои отходят от стены? Тоже нет.

Рядом на столе лежал «Эмиль и сыщики». Томас посмотрел на книгу и вдруг придумал. Решение есть в книге. Булавка. Он придумал даже еще лучше: английская булавка. Но где взять английскую булавку? Вот! Перед глазами встал мамин фартук. Прокравшись вниз по лестнице, Томас прошмыгнул на кухню. Там на крючке висел фартук. Не на петельке, а на булавке. Он снял фартук с крючка, расстегнул булавку и – хоп-ля! – вот она, булавка. Томас повесил фартук на крючок просто так и прокрался обратно к себе. Взял сложенную вчетверо записку и пробил булавкой четыре слоя бумаги. Расстегнул рубашку, булавкой пришпилил записку к изнанке. С обратной стороны нагрудного кармана, поэтому снаружи не заметно. Томас застегнул рубашку. Теперь он носит заклинание госпожи ван Амерсфорт на груди.

После ужина отец читал Библию вслух:

«И сказал господь Моисею: упорно сердце фараоново.

Он не хочет отпустить народ.

Пойди к фараону завтра: вот, он выйдет к воде,

ты стань на пути его, на берегу реки, и жезл,

который превращался в змея, возьми в руку твою. ‹…›

Так говорит Господь: из сего узнаешь, что Я

Господь: вот этим жезлом, который в руке моей, я

ударю по воде, которая в реке, и она превратится в кровь».

«Это первая казнь, – подумал Томас. – Вода стала красной, как сироп. Еще бы фараон не испугался».

«…И рыба в реке вымерла, и река воссмердела», – читал отец.

«Рыба? – подумал Томас. – И меченосцы тоже? Чем рыбы-то провинились, если фараон был плохим человеком?»

Он посмотрел на свой аквариум, светящийся в темной комнате. Тот выглядел зеленоватым. А если представить, что вода вдруг станет красной, как кровь? Рыбы от этого умрут? «Все казни египетские, – прошептал Томас. – Одна за другой». Он очень любил своих рыб, но иногда нужно приносить жертвы.