Книжная лавка близ площади Этуаль. Сироты квартала Бельвилль
Шрифт:
Были и другие происшествия, помельче, но тоже странные. Например, пропала, точно в воду канула, любимая фаянсовая кружка Арлетт, из которой она с детства пила молоко. Девочка нигде не могла ее найти, хотя спрашивала всех домашних. Исчезли куда-то две раскладушки, на которых обычно устраивали дядю и тетку, приезжавших раз в год из Прованса. Арлетт лезла с вопросами к Фабьен, но та либо не слышала, либо отделывалась самыми неопределенными ответами.
А подвал! Арлетт теперь ни за что не хотела одна проходить мимо подвала. Ведь ей чудились не только шаги, но и голоса, и хотя Андре продолжал насмешничать, она брат его в провожатые
А однажды, вернувшись из школы, Арлетт услышала, как мать сердито выговаривает отцу:
— Ты доведешь бедняжку до галлюцинаций! Когда уж вы докончите со своими секретами? Ведь это глупо, наконец, она же не маленькая!
— И все-таки недостаточно взрослая, чтобы ей доверить такие вещи,—не сдавался отец.—Вдруг разболтает дружкам в школе или похвастает, что ей известно такое, чего не знают другие... А тут дело идет о судьбе людей.
Вот Андре — на того уж можно опереться, как на взрослого. Ты знаешь, как он ..
Отец заговорил шепотом, и Арлетт, навострившая уши, больше ничего не смогла разобрать.
— И все-таки надо ей сказать,— не сдавалась Фабьен.
Должно быть, она сумела убедить Келлера, потому что в тот же вечер он взял Арлетт за руку и повел по лестнице вниз, к двери подвала.
— Зачем? Куда ты меня ведешь, папа? Я не хочу,— отбивалась изо всех сил удивленная и испуганная Арлетт.
— Хочу познакомить тебя с нашими крысами,— усмехаясь, сказал отец.
— С крысами?
— Ну да, с теми, которые топочут и разговаривают.
Жан-Пьер трижды постучал в дверь подвала. Дверь бесшумно открылась, и в глаза Арлетт блеснул свет керосиновой металлической лампы, которая раньше — Арлетт это помнила — валялась, позабытая и ненужная, у них в чулане.
Первое, что увидела девочка,— две раскладушки, приткнутые к углу и накрытые одеялами, что продавались у них в лавке. Посреди подвала возвышался грубо сколоченный стол («И когда это папа его сколотил?» — удивилась Арлетт), на котором лежала доска с металлическим барабаном, заканчивающимся ручкой-вертушкой. На столе Арлетт заметила и свою пропавшую кружку, и старую пишущую машинку отца. Но все это она увидела уже как бы вторым зрением и мельком. Главное же, на что устремился ее взгляд,—были двое юношей в толстых темных свитерах, чуть постарше ее самой, может быть ровесники Филиппа Греа — сына соседа-парикмахера, с которым уже начинала кокетничать Арлетт.
Один юноша — темноволосый, очень бледный — показался Арлетт необыкновенно красивым и значительным. Другой был кудрявым блондином с мелкими чертами лица. Увидев ее, он дружески улыбнулся и протянул руку.
— Вот вам новая знакомая, ребята, — обратился к ним Келлер.— Трех членов семьи Келлер вы уже знаете, а это четвертый — моя храбрая дочка Арлетт,—Он повернул к Арлетт свое круглое добродушное лицо.— Арлетт, ты уже большая и все понимаешь. Я думдю, ты сумеешь сохранить тайну, которую мы тебе доверим. Эти парни — русские. Ты никогда еще не видела русских, но слышала, какие они храбрые и как побеждают бошей Ну вот, этих ребят боши увезли с их родины, хотели сделать рыбами, а они не поддались, удрали. Их преследовали, чтобы с ними расправиться, до сих пор, наверное, ищут по всем городам. А мы решили спрятать их пока у нас Здесь они в безопасности. Но ты понимаешь, дочка, ни одна душа не должна знать, что они здесь.
— Понимаю,— прошептала Арлетт.
—
— О папа! — только и сказала Арлетт и так посмотрела на отца, что Жан-Пьера бросило в жар — ему стало стыдно.
— Хорошо, хорошо, ты не подведешь нас, я уверен, ты же у нас умница,— зачастил он и, чтобы скрыть смущение, обратился к юношам: — Ну как, справились с этой партией?
— Давно готова, можете забирать, Жан-Пьер,— тотчас же отозвался темноволосый, и Арлетт удивилась, как хорошо и правильно говорит он по-французски, почти без всякого акцента.— На этот раз Поль крутил ротатор, а я был за машинистку.
Так Арлетт узнала, что неизвестную машину с валом называют ротатором и на ней печатают листовки. Что это за листовки, она уже сообразила сама. Темноволосый сказал несколько слов на незнакомом языке, и кудрявый вытащил из-под раскладушки тяжелый на вид сверток.
— Вот, все здесь.
Келлер приотворил дверь, негромко позвал:
— Андре!
Мальчик вырос словно из-под земли — видно, стоял поблизости. Увидев сестру, подмигнул:
— Ага, так тебе наконец показали наших крыс? Вот это Дени,— он кивнул в сторону темноволосого,— а это его земляк и товарищ Поль. Оба очень стоящие парни, можешь мне поверить.
— Ну ладно, ладно, успеете еще познакомиться по-настоящему,— прервал его отец.— А сейчас, Андре, бери велосипед. Поедешь, как всегда, к Орлеанским воротам. В самый центр города незачем ехать. Да хорошенько упакуй сверток, чтоб к тебе не прицепились. А то полиция и боши так и рыщут.
— Не беспокойся, ко мне не прицепятся,— махнул рукой Андре.— Я им чего-нибудь навру. А там, у Орлеанских, кто-нибудь возьмет у меня эту штуку?
— Там тебя будут ждать.
— Конечно, опять явится эта ваша долговязая? Она у меня в печенках сидит, даю слово! Соплячка такая, сама еще за партой, наверно, а туда же. Кличет меня «малышом», дразнится...
— Это ты о Николь? — со смехом прервал его Дени.— За что ты на нее взъелся? Она очень милая и товарищ отличный, да и вообще...
— Для кого, может, и милая, а для меня так довольно противная, — проворчал Андре. — Ну ладно, довольно трепаться, давайте, чего вы там настряпали. Мне ехать пора.
Андре явно рисовался перед сестрой своей деловитостью и доверием, которое оказывали ему взрослые.
Арлетт не выдержала:
— О папа, а я?!
— Что тебе? — обернулся к ней Келлер.
— Папа, а я что? Разве я не могу тоже делать что-то, помогать, как Андре?
— Но ты же учишься в школе.
— Школа? Кто сейчас всерьез думает о школе? Я говорю не об этом. Я тоже хочу участвовать в ваших делах. Я тоже могу ездить на велосипеде, выполнять поручения. И я ничего не побоюсь.
У Арлетт был решительный вид. За те несколько минут, что она провела здесь, в подвале, с русскими, о которых знала до сих пор только по книжкам да по военным сводкам, все вдруг предстало перед ней в новом свете. Слова «Сопротивление», «листовки», «подпольная типография», известные лишь понаслышке, внезапно обрели плоть и кровь, приблизились, стали ощутимо реальными. Так вот кто эти ребята, вот кто ее отец, мать, брат Андре!.. Значит, и они в Сопротивлении! Значит, и те люди, которые приезжали сюда, и даже та длинноногая девочка-подросток — все делают одно большое, самое нужное сейчас дело! Так неужто же она, Арлетт, останется в стороне?