Кнопка Возврата
Шрифт:
– Признайся, - Воронин посмотрел на Уткина пристальным взглядом, - тебе каким-то образом удалось натренироваться.
– Иногда случай - это просто случай, - скромно улыбнулся Уткин.
– Не верю, - сказал Воронин.
– Поршнев говорил о суггестивной силе, которой обладал первобытный человек. О силе гипноза. Которой и современные люди некоторые обладают, получив по наследству. А Налимов говорит о гипнозе компьютера - неодушевленного, вроде бы, предмета. Он мог бы сказать и о гипнозе рулетки, если б занялся рулеткой. Расширение понятия?
– А почему бы и нет? Пристыкуем
– То самое. Суггестивная сила воздействия на рулетку. Внушение неодушевленному. Так?
– Он снова посмотрел пристально.
– Ведь так.
– Ни разу не так, - сказал Уткин.
– И не надо смотрить на меня таким взглядом, словно я перед тобой преступник, а ты следователь.
– Ты видишь сны , - сказал Воронин, - ты сейчас три раза подряд угадал в рулетку. Что-то в тебе есть, такое, чего и сам не знаешь.
Может, открыться ему, подумал Уткин. Почему не открыться? Но решил не открываться. Не от недоверия - к недоверию не было повода - а из принципального решения не умножать количества посвященных.
На самом деле очень хотелось ввести Воронина в курс дел. Был бы правильный советчик в его лице. Почему нет? А принципы пусть идут лесом. "Ты не поверишь, но есть такой гаджет" собрался сказать Уткин - и открыл уже рот, и вдохнул, но сказать не смог. Не из принципа уже, а от какого-то суеверного предубеждения. Открывший рот Уткин не сказал то, что собирался сказать, а сказал другое:
– Я чай специальный пью. Специальный целебный чай. Только где покупать - не скажу. Ко мне на улице подходят, предлагают.
– К тебе подходят, - вздохнул Воронин.
– и это тоже что-то значит. А ко мне не подходят и не предлагают.
– Хочешь, я сейчас заварю?
– Нет, - отказался Воронин.
– Кто знает, что это за наркотик? Лучше выпьем коньяку.
Они выпили, и Уткин сказал:
– Есть что-то этакое в том, что мы оба носим птичьи фамилии. И обе настоящие птицы, в том смысле, что летают - если бы ты назывался Курицын или Петухов, это было бы не то. А ворона - это настоящая птица.
– Спасибо, - сказал Воронин.
– В прежние времена ты носил бы в волосах воронью лапу, а я - утиный клюв в каком-нибудь другом месте. И считались бы в своем роде родичами. Наверное, нам нужно держаться друг друга, и когда-нибудь что-нибудь из этого выйдет.
– Может быть, уже вышло, - сказал Воронин.
Они молчали какое-то время, и каждый о чем-то думал.
– Я, наверное, должен тебе рассказать об одной вещи, - сказал Уткин.
– О какой вещи?
– спросил Воронин.
– Я, может быть, расскажу о ней позже, - помолчав, сказал Уткин.
– Не темни, говори уж сейчас, если собрался.
– Есть такой интересный гаджет, - начал Уткин и замолчал, задумавшись над тем, какую часть правды может сейчас рассказать, и как ее рассказать, чтобы не сказать лишнего.
– Его мне показал мой друг Мясоедов, который пропал на прошлой неделе.
– Разбился, упав с балкона, - уточнил Воронин.
– Нет, разбился другой человек, а Мясоедов исчез в тот же самый вечер.
– А кто разбился?
– Это неважно, я говорю
– И как же конкретно он их увеличивает? В чем это проявляется?
– Ну, например, он может заставить летящую муху изменить направление. Человек может с его помощью. Мясоедов мне показывал.
– Забавный фокус, - задумчиво признес Воронин.
– Что ж. У тебя нет причин меня обманывать, у меня нет причин тебе не верить. И все таки не могу сказать, что я до конца поверил.
– У меня тоже получилось, - сказал Уткин.
– Он, Мясоедов, хотел посмотреть, работает ли со мной этот гаджет. Оказалось, работает.
– Если так, то вы ведь не ограничились мухами? Как насчет живых человечков?
– Ну, - замялся Уткин, - это похоже на гипноз, но не в смысле популярно-эстрадном, когда добровольному клиенту внушают черт знает что, а скорее в тихом налимовском смысле, когда происходит перераспределение вероятностей между вариантами поступков, которые и сами по себе могли бы произойти. Даже не поступков, а, скорее, событий.
– А конкретно? Что вы делали со своими подопытными кроликами?
– Ну, например, Мясоедов бросал игральный кубик, а я старался повлиять на результат бросков так, чтобы шестерки выпадали чаще.
– Или чтобы шарик рулетки остановился на нужном номере, а? Теперь понимаю, откуда взялся твой выигрыш в казино.
Уткин неохотно наклонил голову.
– А тогда с какой стати ты мне начал рассказывать про свой целебный чай?
– Чай, я думаю, тоже играет свою роль. Сны, по крайней мере, я вижу как раз после этого чая. Но я хотел сказать о другом. Мы с тобой знаем, что в доисторическое - дочеловеческое - время первобытное стадо наших предков разделилось на две группы. Одни обладали большой суггестивной силой, другие в значительной степени утратили эту способность, но несли как первородный грех генетически заложенное стремление к убийству себе подобных.
– Положим, так, - согласился Воронин.
– И теперь, я думаю, настало время нового разделения. И гаджет этот - а я думаю, и не один такой гаджет, по всей вероятности их достаточно много - вброшен в народ, чтобы выявить тех, кто в достаточной мере обладает суггестивной силой. Эти люди должны будут стать родоначальниками новой расы. Они будут обладать сверхспособностями, и они будут лишены этого вечного стремления убивать или быть убитыми, от которого человек так и не смог освободиться.
– Интересные перспективы, - сказал Воронин, - но по второму пункту у меня есть возражения. До сих пор суггестивной силой отличались как раз наиболее кровожадные особи человеческого стада - этакие харизматические вожди, которые для достижения высокой цели не останавливались перед тысячами трупов, десятками тысяч, даже миллионами - в зависимости от масштабов того, что им было доступно. Почему ты думаешь, что на этот раз должно быть иначе?
– Мне так кажется.
– Разумный довод.
– Какой есть.