Княгиня Ольга
Шрифт:
Повторюсь еще раз, что все рассуждения на этот счет носят сугубо гипотетический характер. И предложенное объяснение противоречивых показаний источников относительно истинных взаимоотношений между Игорем и Олегом — далеко не единственное. Игорь вполне мог быть и преемником Олега в качестве киевского князя, каковым он, собственно, и изображен на страницах «Повести временных лет». Имя Игоря появляется в летописи одновременно с именем Олега — в статье 879 года, повествующей о смерти Рюрика, который будто бы и передал малолетнего сына, «бысть бо детеск вельми», «на руки» Олегу. Но если отвлечься от этого настойчивого подчеркивания «детскости» Игоря, пребывающего «при Олеге», — в статьях 879, 882, 903 и 907 годов, то есть на протяжении почти тридцати лет! — то придется признать, что в реальной русской истории конца IX — первой трети X века присутствие Игоря не ощущается. Его имя не упоминается ни при описании исторических событий времени Олега, ни в тексте включенных в «Повесть временных лет» русско-византийских договоров 907 и 911 годов [11] .
11
Здесь и далее оставляю в стороне спорный вопрос: имели ли место два договора Руси с греками — 907 и 911 гг., или же часть договора 911г. попала в текст статьи 907 г.
Однако вне зависимости от того, считать или нет Игоря и Олега соправителями или даже современниками друг друга, было нечто, что объединяло и связывало их тесными, по-настоящему династическими узами. Это нечто — женитьба Игоря на Ольге, представительнице рода Олега Вещего. Рискну предположить, что именно через этот брак и оказались соединены две изначально не связанные друг с другом династии правителей древней Руси — условно говоря, «киевская» и «новгородская». (Причем к «киевской», опять же условно, я отношу Игоря, а к «новгородской» — Олега, несмотря на то, что именно новгородский летописец изображает Олега не князем, а княжеским воеводой. Все же связь Олега с Новгородом и вообще с севером не вызывает сомнений, в то время как Игорь, кажется, не имел к этому городу прямого отношения и, возможно, даже никогда в нем и не был.)
Если эти рассуждения верны, то получается, что именно через брак с Ольгой и произошло формальное вхождение Игоря в род Олега (и, соответственно, Рюрика?) — то есть в тот варяжский род, который фактически оказался правящим в Киевском государстве. Если же взглянуть на этот брак с другой стороны и принять во внимание иерархическое старшинство Игоря в качестве киевского князя, то можно, наверное, высказать и другое предположение: не через брак ли Ольги с Игорем произошла легализация Олега в качестве не только фактического, но и номинального правителя Киевской державы?
Из истории архаических обществ мы хорошо знаем, что вступление в брак было наиболее распространенным способом легитимного перехода власти от одного правителя к другому и вхождения нового лица в прежнюю династию. «Царская» кровь передавалась прежде всего по женской линии и именно через брак {26} . В древней Руси такой способ передачи власти или по крайней мере его возможность также засвидетельствованы источниками — в частности, летописным рассказом о сватовстве древлянского князя Мала к той же княгине Ольге (о чем речь впереди). Так что брак Игоря и Ольги при таком истолковании событий оказывается едва ли не ключевым событием в начальной истории Рюриковичей (или, точнее, Игоревичей). А сама Ольга — едва ли не главным гарантом сохранения того политического устройства, который обеспечивался положением Игоря в качестве правящего киевского князя — во всяком случае, после смерти Олега.
Была ли Ольга единственной женой Игоря? Вряд ли. Подобное противоречило обычаям языческого общества, особенно если мы ведем речь о князьях. Но если у Игоря и имелись другие жены [12] , то их имена не сохранились — летописи о них не упоминают.
Ольга же действительно заняла особое положение в княжеской семье. На этот счет мы располагаем прямым свидетельством источника. В договоре Игоря с греками 944 года, заключенном от имени целого ряда русских князей, в том числе и Игоревой родни, имя посла, представлявшего интересы княгини Ольги, названо третьим — сразу же после послов самого Игоря и их общего с Ольгой сына Святослава. Имена всех прочих родичей Игоря, в том числе его племянников, следуют уже за ними.
12
Автор Иоакимовской летописи писал об этом определенно: «Имел же Игорь потом ины жены, но Ольгу мудрости ея ради паче иных чтяше» (Татищев.Т. 1. С. 111). Но это, конечно, не извлечение из какого-либо несохранившегося источника, а логическое рассуждение историописателя Нового времени.
Женщина в древней Руси отнюдь не была каким-то бесправным существом. Тем более если речь шла о княгине — законной (по-русски, «водимой») супруге правящего князя и матери его сына или сыновей. Известно, что русские княгини располагали собственным двором, свитой («домочадцами») и даже дружиной, отличной от дружины мужа. Во всяком случае, так рассказывают скандинавские саги, в которых, в частности, упоминается дружина Аллогии, легендарной супруги «конунга Вальдамара» (князя Владимира Святославича, внука Ольги) [13] . Имела собственную дружину и Ольга: в знаменитом
13
«Таков был обычай могущественнейших конунгов, — читаем в Саге об Олаве Трюгтвасоне, — что княгиня должна была владеть половиной дружины и содержать ее на собственные средства и для этого собирать требуемые дань и налоги… Так было и у конунга Вальдамара, что княгиня владела не меньшей дружиной, чем конунг, и они постоянно соперничали из-за родовитых людей». ( Джаксон Т.Н.Исландские королевские саги о Восточной Европе (с древнейших времен до 1000 г.): Тексты, перевод, комментарий. М., 1993. С. 178. Как отметил еще С.М. Соловьев, известие скандинавской саги находит подтверждение в русских былинах и исторических песнях, где также упоминается дружина княгини, отдельная от дружины самого князя. («Возьми ты у меня, князя, сто человек, — обращается былинный князь Владимир к одному из своих богатырей. — …У княгини ты бери другое сто»; см.: Соловьев С.М.Сочинения. В 18 кн. Кн. 1: История России с древнейших времен. Т. 1. М., 1988. С. 219.)
В имени этой Аллогии историки видят отзвук имени бабки Владимира княгини Ольги.
14
Дань «княгинина» упоминается, например, в Уставной и жалованной грамоте смоленского князя Ростислава Мстиславича новоучрежденной Смоленской епископии (1136 г.); см.: Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. / Изд. подг. Я.Н. Щапов. М., 1976. С. 143.
Более того, как выясняется из рассказа «Повести временных лет», Ольга — и, вероятно, еще при жизни Игоря — владела Вышгородом близ Киева — важнейшим городом в земле полян, вторым по значению после Киева. По-видимому, этот город был предоставлен ей Игорем в качестве свадебного дара — по-славянски, «вена» [15] . Такой свадебный дар был в обычае правителей древней Руси — но, кажется, лишь в тех случаях, когда их брак носил династический характер. Так, греческий город Корсунь (Херсонес) в Крыму, завоеванный князем Владимиром, был передан в качестве «вена» за его жену, византийскую принцессу Анну, и возвращен ее братьям — правящим императорам Василию II и Константину VIII (очевидно, по согласованию с самой Анной). Сын Владимира Ярослав Мудрый, вступив в династический брак с шведской принцессой Ингигерд, дочерью конунга Олава Шётконунга, передал ей во владение город Ладогу (по-скандинавски, Альдейгьюборгу) — второй по значению город Новгородской земли, и до самой смерти Ингигерд Ладога оставалась в ее личном владении и управлялась представителями ее администрации, шведами.
15
Такое предположение высказал еще Н.М. Карамзин (История государства Российского. В 12 т. Т. 1. М: Наука, 1989. С. 123).
Как мы увидим, Ольгу и после смерти Игоря будут окружать многочисленные родственники, также отличные от родственников ее мужа (этих родственников и родственниц княгини упомянет византийский император Константин Багрянородный, лично принимавший «архонтиссу Росии» во время ее визита в Константинополь). Так что отнюдь не безродной простолюдинкой оказывается она даже при сравнении со своим супругом. И надо полагать, что именно эта ее самодостаточность, высокий социальный статус, которым она обладала еще до замужества, обеспечили ей не только особое положение в семье мужа, но и сохранение власти над Киевом после его смерти.
Ну и конечно, не последнюю роль в судьбе княгини сыграли ее личные качества — исключительный ум, рассудительность, а также внешняя привлекательность, обаяние, красота, то есть то, что во все времена во многом определяет жизненный путь женщины. Несомненно, Ольга отличалась редкостной красотой: «красна велми», «добра суща зело лицем», «доброзрачна» — так отзываются о ней летописцы. Правда, ничего более определенного о внешности героини нашей книги сказать нельзя, поскольку подробных ее описаний (таких, например, как описание ее сына Святослава в греческой хронике) не сохранилось. Существует несколько ее изображений, относящихся к более или менее раннему времени, но все они, к сожалению, очень условны и вряд ли могут претендовать на портретное сходство — таковы, например, миниатюра Мадридского списка византийской Хроники Иоанна Скилицы XII века, миниатюры знаменитой Радзивиловской летописи XV века, возможно, восходящие к более ранним лицевым сводам, а также одна из фресок киевского Софийского собора, предположительно изображающая княгиню Ольгу на приеме у византийского императора.
Когда же Ольга стала женой Игоря? Увы, но и в поисках ответа на этот вопрос мы по-прежнему вынуждены оставаться на шаткой почве догадок и предположений.
Приходится повторить еще раз: начальный период биографии героини нашей книги скрыт почти непроницаемой мглой. Нам неизвестны ни дата ее брака, ни дата ее рождения, хотя бы даже приблизительные. Между тем и та, и другая присутствуют в большинстве популярных работ и справочных изданиях, причем зачастую с указанием на источник.