Князь Барбашин
Шрифт:
И вот теперь он встал перед выбором: либо сидеть в Пропойске, как все, ожидая, придут татары или нет, либо совершить то, что брат так ненавязчиво советовал (в чём Иван теперь ни капельки не сомневался, раз за разом прогоняя в памяти тот разговор). Тут ведь можно было либо голову сложить, либо взлететь так же высоко, как и младшенький. А амбиций у Ивана хватало! Да ещё так сложилось, что и князь Засекин, прославившийся в иной истории активной обороной Себежа, когда не только отстоял городок, но и устроил для литвинов своё Ледовое побоище, был то же тот ещё авантюрист. Которому и амбиций было так же не занимать. А потому он практически сразу ухватился за "безумную" идею снискать чести в столь тяжёлую годину,
Но в любом случае, как поётся в песне: "сборы были недолги", и вскоре полуторатысячная русская рать, оставив в Пропойске крепкий гарнизон, тронулась в путь, спустившись на судах по полноводному Сожу к Днепру, а оттуда и до Киева. Там они недолго отдохнули, пополнили запасы и немного усилились за счёт охочих людей, а так же обзавелись более вместительными стругами и опытными проводниками.
Дальше пошли уже двумя отрядами: конным по берегу и судовым по реке. Длинным хвостом растянулась флотилия по водной дороге. С головного струга порой не видать было конца каравана. И чем дальше уходили на юг, тем реже попадались леса. Пока не настал момент, когда не за что стало уцепиться глазу: ни дерева на земле, ни облака на небе. И всё горячей пекло солнце. Днепр качал и баюкал суда до самых порогов, которые преодолели относительно безболезненно. Не в том смысле что легко, а в том, что никто им этого сделать не помешал. Сам же проход оказался тем ещё адом. По одним порогам шли сплавом, когда струги летят все быстрей и быстрей, а в каменной гряде зияет лишь узкий проход, и кажется, что не вывернуть, что вот-вот и сядет судно на камни, разобьётся вдребезги. А на других, ухватившись за канаты, по нескольку десятков человек на один, тянули корабли через скалы берегом, срывая ладони в кровь. Но глаза боятся, а руки делают, и вот уже пройден последний порог и, погрузив обратно выгруженные для облегчения стругов припасы, отряды оказались, наконец-то, в низовьях великой реки.
И тут выяснилось, что не такие уж и пустынные были здесь берега. Первым на глаза попался Таванский перевоз, где сходились дороги из крымской Кафы на Львов, на Киев и дальше на север на Русь. Однако возведённый на днепровском берегу для защиты перевоза Ислам Кермен вовсе не выглядел неприступным, и никто не удивился, когда гарнизон даже и не подумал сопротивляться неожиданно появившейся рати, и просто бежал в днепровские плавни. Оставив после себя огромный костёр из всего, что могло гореть, и, взяв первую, хоть и скудную добычу, русская рать двинулась дальше. Туда, где возвышался из воды остров Тавань с его укреплениями на берегу, и мимо которого Днепр протекал единым руслом шириной в полкилометра, чтобы спустя две мили вновь разделиться, образуя многочисленные острова и протоки между ними. Недаром именно тут в семнадцатом веке натянут цепи через реку, для защиты от идущих на промысел казаков. Однако сейчас никаких цепей не наблюдалось, и рать просто проплыла мимо, подвергнувшись лишь небольшому обстрелу из луков с берега.
Точно так же проскочили и мимо Тягина, чтобы спустя несколько суток увидеть широкое устье Днепра и лазурный берег Чёрного моря.
Здесь сделали привал и провели последний совет, думая, что делать дальше. Сюда, на совет, вызвали кормщиков и всех, кто по каким-либо причинам уже бывал в Крыму. Долго судили да рядили, ибо задуманное было непривычно, да и боязно было, что уж там, сразу-то в пасть хищнику соваться, но всё же решились. Осмотрели струги, проверили оснастку. И, помолясь, вышли поутру в море…
А того, что случилось потом, не ожидал никто. Ни татары, ни сами русские. Потому что по полной сыграли факторы удачи и внезапности. Впрочем, ещё римляне заметили,
Поход практически сразу начался с побед: едва вышли в море, как столкнулись с парой купеческих кораблей, не спеша идущих в Очаков, которые и взяли лихим наскоком. С трудом насобирали умельцев для новых экипажей, потому как трофеи решено было взять с собой. Повезло, правда, что большинство матросов на купцах были из греков, и помирать за османов вовсе не пожелали. Зато неплохо знали крымское побережье. Да и корабли позволили разгрузить струги, на которых стало очень тесно от подсевших кавалеристов и их коней.
Потом было долгое плавание вдоль берега до острова Джарылгач, где суда одним рывком пересекли одноимённый залив, после чего уже пристали к самому крымскому берегу. Но, только захватив и разграбив первую попавшуюся прибрежную деревню, русичи поверили, что пришли в Крым не как рабы, а как воины. Здесь же, в деревеньке, освободили и первых полоняников и выгрузили кавалерию, которая под началом Петра Засекина, прихватив проводников, тут же ушла в самостоятельный рейд. А судовая рать, отданная Ивану, бросилась терроризировать черноморское побережье Крыма.
И началось! Кочевья и селения, где находили русских полоняников (а такими были практически все), вырезались под корень. Местные мужчины считались плохими холопами, а дети и старики только бы тормозили войско. Вот и хватали в основном лишь молодых баб да девок, ну и редких в этих местах умельцев-ремесленников. Грузили всё прочее, что с точки зрения русича было ценным, на корабли, а остальное убивали, ломали и жгли, дабы не досталось уже никому. Пусть придёт ушедший в поход воин к разорённому пепелищу и почувствует всю горечь, что испытывали те, кто пострадал от его деяний! Разумеется, не пропускали и мимо идущие корабли, если те, конечно, не успевали ускользнуть в открытое море, куда стругам выход был противопоказан.
А потом с налёта взяли не ожидавший нападения торговый город Гезлёв, чьи стены строились уже не одно десятилетие, но всё ещё не были окончены. Гезлёв был единственным портом, подчинёным крымскому хану, потому как османы отказались от него по причине того, что бухта там была широкая, но мелкая, открытая ветрам и для тяжёлых военных судов не годилась, а потому в военном отношении османов и не заинтересовала. Зато очень хорошо подошла для мелкосидящих в воде русских кораблей, на радость тем, кто заполнял собой в эти дни рабские загоны.
А вот гезлёвские работорговцы, неожиданно сменив место проживания, вдоволь смогли насладиться той участью, что готовили другим. И вряд ли им это понравилось, впрочем, за них даже выкуп не получили, потому как после смены обстановки мало кто из них прожил больше пары суток. Впрочем, рабские загоны и после их смерти вовсе не пустовали, только теперь туда сгонялись местные жители, особенно те, кто владел хоть каким-либо ремеслом. А помня про брата, Иван отдельно велел всех, кто хоть как-то связан с кораблестроительством, собирать в одном месте, пообещав воинам выплатить за них из своей доли.
А спустя седмицу после того, как Гезлёв был захвачен, сюда же пришла и отягощённая добычей и полоном русская кавалерия, навёдшая по пути немало шороху.
Встретившиеся воеводы сразу же оценили, сколько они уже захватили, и скольких рабов освободили, после чего решили, что пора бы и сворачивать мероприятие. Ведь им ещё до дому плыть надобно. А потому, отдохнув и приведя себя в порядок, русичи подожгли разграбленный город и с добычей, а также захваченными в крепости пушками, тронулись в обратный путь. Но дело своё они всё же сделали: отправленные к хану гонцы со слезами молили того вернуться домой, потому как пока хан воюет где-то в дальних землях, его страна терпит от гяуров страшное разорение. И эта весть, пришедшая чуть ли не вслед за известием о набеге астраханцев, стала той последней каплей, что заставила стоявшее у стен Москвы крымское войско срочно повернуть назад.