Князь Барбашин
Шрифт:
Их известие, подтверждённое и конной разведкой, оказалось для сонных от долгого ожидания врага воевод ушатом холодной воды. И заставило всех зашевелиться. Да только первоначальный замысел русского командования был уже сорван манёвром Мухаммед-Гирея, а запасного варианта действий у них не оказалось. Ну не посчитали воеводы крымского хана за достойного противника. И к умению ориентироваться в быстро меняющейся ситуации и принимать нестандартные решения они тоже оказались не готовы. Вот и получилось, что спешно собираемые со всех сторон отряды русских ратников один за другим громились поодиночке превосходящими силами степняков.
На военном совете в Серпухове разгорелись ожесточённые споры о том, как надлежит действовать в этой критической
Вот только, увы, получилось как по пословице: гладко было на бумаге, да забыли про овраги. И к вечеру воскресенья 28 июля главные силы русского войска были окончательно разгромлены, а его деморализованные остатки или разбежались, или укрылись в крепостях. Путь на Москву для крымцев был открыт.
А ведь много лет прошло с тех пор, как русская столица видела под своими стенами врага. Вот тут-то и выяснилось, что к обороне она была практически не готова. Зато трудно было описать тот хаос и анархию, что творились на московских улицах в те дни. И потому вряд ли стоит удивляться, что воспользовавшись суматохою, в ночь с воскресенья на понедельник рязанский князь Иван Иванович ускользнул из своего заточения. Да, заключение самого князя было строгим, но молодые рязанские бояре, Дмитрий Сунбулов и Гридя Кобяков, которые были задержаны в Москве вместе с ним, содержались в куда более лёгких условиях. Вот им-то и удалось связаться сначала с верными людьми, оставшимися на воле, а уж потом, подкупив стражу, и с самим Иваном Ивановичем.
Вскоре к побегу всё было готово, ждали только удобного случая, а как он представился – тут же покинули своё узилище и растворились на охваченных хаосом улочках Москвы. Впрочем, погоню за беглецами так никто и не послал. Государя в Москве уже не было, а оставшаяся власть пребывала в полной растерянности, больше думая как спастись самим, чем о чём-то ином.
А между тем никто и ничто уже не мешал татарам зорить русские земли. И ведь это были далеко не дикие окраины. Впервые крымские войска прорвались в глубинные районы Руси, предавая их грабежу и пожарам. Паника охватила значительные регионы. Женщины, старики и дети, убегая от кочевников с телегами, повозками и поклажей, больше мешали друг другу, устраивая заторы на дорогах и в воротах крепостей. А крымцы млели от счастья. Давно они не имели столь богатого полона. Особым успехом стал захват "поезда", на котором из Москвы эвакуировались боярские семьи. Судьба жен и дочерей была как очевидна, так и трагична. Детей же, в том числе грудных, просто разбросали по ближайшему лесу. Тех, кто всё же выжил, потом собирала специально посланная государем воинская команда…
Наконец первые отряды крымцев показались в 10 верстах от Москвы. Их вёл сын хана, царевич Богатыр-Салтан. В государевом селе Воробьево, захватчики громко отметили победу разграблением великокняжеских винных погребов. И многие в тот день забыли заповедь про питиё забродившего виноградного сока. Не видя иного выхода, Василий III согласился выдать Мухаммед-Гирею кабальную грамоту, в которой обязывался стать данником хана, какими были его предки, и вновь платить ненавистный "выход". Таким образом, Мухаммед-Гирей испытал полный триумф своей политики. Казалось, дело объединения осколков Орды почти окончено. Имея такую экономическую базу как вассальная Русь, Казань и Астрахань будут легко прибраны к рукам, а потом можно будет обратить свой взор и на литовских князей.
Но было в этом триумфе и существенное отличие. В той, иной реальности, Сагиб-Гирей и его казанцы атаковали восточные окраины Московского государства – муромские, мещерские и нижегородские
Точно так же вместо прямого и победоносного пути на Чердынь споткнулись о линию Усолье-на-Камском – Княжгородок черемисские отряды. А попытка обойти их лесными тропами провалилась из-за лихих партизанских действий небольших, но достаточно мобильных летучих отрядов, обученных лесной войне местными вогуличами, которые заодно выступали в этих же отрядах разведчиками и проводниками.
Но главное отличие произошло совсем в другом месте.
Началось всё в Пропойске.
Дело в том, что, несмотря на прямую угрозу с юга и наметившиеся переговоры, рать против Литвы никто не отменял. Сильные полки встали в Полоцке, Смоленске, Киеве и Пропойске, готовые как отразить возможный удар, так и сами совершить быстрый набег. Причём двухтысячный отряд в Пропойске должен был поддерживать как киевское, так и смоленское направление. А воеводами в Пропойск были назначены "вместях" (дабы избежать местничества из-за "порухи чести") князь Пётр Засекин и князь Иван Барбашин, уже сдавший к тому времени воеводство в Друе новому назначенцу.
Вот только растерянность высшего руководства от действий крымского хана передалось и на западное направление. Воеводы просто не знали, что им делать и куда выступать. Даже более того, многие стали готовиться к встрече татар. Да-да, даже в далёком от Москвы Пскове укрепляли стены. Воистину нет ничего хуже, чем паника и растерянность генералитета во время войны! Зато в такие моменты как раз и восходит звезда тех, кто достаточно умён и решителен. Тех, кто готов рискнуть всем ради возможного взлёта.
А уж если во главе рати стоят два недовольных всем авантюриста?!
Ведь Иван, несмотря на всю любовь и дружбу, давно завидовал младшему брату. Шутка ли – он, тот, кто не действовал как все, а шёл своим путём, вдруг взял и обошёл всех. Какие бы должности до этого не занимали братья, но думцем и наместником первым стал именно Андрей. И к заветной боярской шапке был он куда ближе, чем все остальные. А ведь многие его высказывания в своё время Иван, как и все старшие братья, воспринимал в штыки или высмеивал. Уж слишком вразрез они шли с общепринятым. Но летели годы, и как-то так получалось, что Андрей богател, набирал силу и власть, а они плелись по-накатанной, ожидая государевых милостей. И всё бы ничего, но ведь сам Андрюшка многажды говаривал, что у него, Ивана, светлая голова и он мог бы достичь куда большего, чем простой воевода в заштатной крепости. Особенно запал в памяти последний зимний разговор.
О чём они говорили? Да не поверите! О Крыме и способах войны с ним. Андрей то ли знал больше (недаром вертится в кругах высоких!), то ли предчувствие в очередной раз сыграло, но горевал сильно от того, что имея Киев и тамошних кормщиков, которые через днепровские пороги и в полную и в малую воду хаживали, никак не решатся воеводы пощекотать крымцев в мягкое подбрюшье. Вот и запомнил Иван тот разговор. Особенно странный вывод, сделанный братом под конец, что, мол, даже небольшая рать, ударившая по пустому от войск Крыму, быстро заставит хана вернуться восвояси. Потому как добыча может быть, а может и не быть, а в разорённых кочевьях многие крымцы даже одну зиму не переживут. Хоть и сокрушался при этом, что крови невинной пролить много придётся, ведь в кочевьях в основном лишь старики, женщины да дети останутся. Да, брат иной раз молвит странное, будто не понимает, что волчат убить легче, чем матёрого волка.