Князь Барбашин
Шрифт:
Хосрой оказался человеком не чуждым благодарности, да и что стоит один раб, когда из захваченных разбойничков ему треть отдали на суд да расправу. А потому за вовремя оказанную помощь легко одарил русичей одним из своих старых рабов. Правда, тот говорил лишь по-татарски, так что первое время пришлось заниматься его обучением русскому наречию. Но нет худа без добра – служивший Игнату толмачём с татарского парнишка поневоле нахватался персидских слов и стал тем самым первым учеником у нового учителя.
Самого же Хосроя тогда сопроводили до самой Казани, где он решил отстояться перед дальнейшим путём, и, сдав на волю
А бывшего раба доставили в Княжгородок, где он теперь и обучал мальчишек премудростям персидского языка. Заодно поведав много интересного о школах восточных стран, вызвав у Андрея бурю эмоций, выразившихся в одном, но многократно повторённом слове: "хочу, хочу, хочу"!
Когда Игнат закончил, Андрей поднялся со своего стула с высокой, резной спинкой, и, прохаживаясь вдоль сидящих помощников, негромко заговорил:
– Главная задача, как обычно, постараться увеличить доходность ваших направлений, но не в ущерб качеству. Игнат, заставь старика Иоганна шевелиться. Пусть не сам, пусть лучше готовит учеников, но не поверю, что за целый год не отыскали ни одного нового месторождения. А мне ведь не только на Каме-реке рудознатцы нужны. Я ведь для чего столь бросовый товар как детишки в столь больших количествах скупаю? Чтобы их к мастерам приставляли и учили, учили и учили. Сколько ныне учеников у Краузе?
– Два десятка, княже, – подскочил со своего места Игнат.
– А у тех, кто уже прошёл обучение у мастера?
– По трое-четверо.
– Мало. Это ведь именно они по краю рыщут и практики у них выше головы. Теория, как известно, без практики мертва, а практика без теории слепа. Потому приставь к каждому по десятку и подними жалование на рубль за обучение. И награду учини в пятьдесят рублей за каждое найденное месторождение железа, меди, серы, да любого чего, лишь бы разрабатывать можно было. Уяснил?
Дождавшись, когда Игнат всё старательно запишет, жестом разрешил ему садиться.
– А теперь пишите все. Продумать на ближайшие пару лет мероприятия по предотвращению больших потерь при большом набеге татар. Дабы не повторилось, как пятнадцать лет назад, когда казанцы восстали.
– Так разве в Казани не государев подручник сидит? – позволил себе удивиться Олекса.
– Мухаммед тоже государем был ставлен, однако же взбрыкнул. Государь с думцами сим весьма озабочены, но их мысли масштабны. Нам же надобно в пределах своих имений подумать. Варницы сожгут – плохо, но скважин не тронут. А вот ежели мастеров уведут – то катастрофа. Варницы быстро отстроим, а вот хорошего повара готовить долго придётся. То же с заводом. Мастера важнее железа. Коли строения погорят, но мастера останутся – не попрекну. Отстроимся. А вот коли строения с мастерами сгорят, или, не дай бог, мастеров посекут-уведут, потому как спасали что иное: опала будет лютая. Так что не дай вам господь забыть об этом при планировании мероприятий.
На этом совещание считаю оконченным. Дела – делами, но и потехе время надобно, всё же масляная неделя на дворе. Ныне соседняя улица снежный городок обещала боронить сильно, так покажем, что куда им против нас стоять.
Заулыбавшись, послужильцы один за другим стали подниматься со своих мест.
Глава 8
Великий
Впрочем, Андрей, помня о строгом начале, каждый раз плотно откушивал до самого конца дня воскресного, чтобы не бурчать потом животом весь понедельник. И единственное, что его не устраивало в этот день – это утренняя служба, когда молитва течёт неспешно и размеренно, вызывая у него непреодолимую сонливость. Даже то, что утреннее богослужение проходило без Литургии, не вызывало в нём никаких эмоций. Да и вообще, трудно было удержать мысли лишь на тихой торжественности, и князь часто ловил себя на том, что мечты его в эти часы были весьма далеки от того, что происходило в храме.
Служба, начавшись утром, заканчивалась ближе к обеду. И в какой-то момент, словно искушение, обязательно приходила провокационная мысль о еде. В общем, тяжёлый это день, первый понедельник Великого поста!
Вот только если Андрей, отстояв утреннюю службу, отправился затем домой, то члены Боярской думы прямо из храма потащились в расписанную фресками Грановитую палату. Им предстояло решить, наконец, что же делать дальше.
Государь, как и положено, явился последним. Степенно прошествовал вдоль склонившихся в полупоклоне бояр и окольничьих, сам склонил голову перед митрополитом, получая от него благословление и лишь затем, поприветствовав всех, опустился на мягкую подушку, подложенную на сиденье резного, с высокой спинкой трона. С шумом и кряхтением, знатнейшие люди страны стали рассаживаться по своим местам. Очередное заседание началось.
Впрочем, передышка, данная государем, не прошла бесследно. Всю неделю бояре сновали по гостям, спорили, искали компромиссы и в результате решение, удовлетворившее практически всех, было уже найдено и князю Ростовскому, избранному главе Боярской думы оставалось лишь его озвучить.
– Ну-с, бояре, о чём приговор ваш будет? – обратился к Думе Василий.
С места степенно поднялся князь Александр.
– Дума советует тебе, государь, оказать помощь магистру, послав в зажитьё рать лёгкую, а по лету готовить большой поход на южную украйну. Там древняя столица – Киев. Да стоит к родственникам Глинских, что под рукой литвина остались, гонцов послать, дабы отдали родовую отчину под твою, государь руку.
А коли сложится поход удачно, дойти и до Глинска и до Полтавы.
Боярину Давыдову наказать, чтобы мира с Литвой искал, но на государевых условиях. Коли согласятся, выдать опасную грамоту, а коли нет – продолжать великий поход, покуда не согласятся.
При последних словах вновь позванный в думу Головин страдальчески поморщился, а заметивший это митрополит сочувственно усмехнулся.
– А что с предложением Кристиана?
– Советуем тебе, государь, оказать ему помощь да послать в те места новгородских дворян да охочих людишек. Они и шведа за вымя подёргают, и порядок в твоих вотчинах наведут. Тем более кого во главе той рати поставить думцы уже определились.