Князь Диодор
Шрифт:
До дуэли дело не дошло. Как-то странно вышло, князь и сам не понял, но оказался вдруг в центре круга, потому что герцог, заметив его, предложил ему быть дуэльмейстером, и невзирая на протесты Диодора, едва проговоренные на феризе, сунул ему в руку один из фонарей. И все стали смотреть на князя, а герцог продолжал бегать, размахивал руками и что-то выкрикивал.
Вот тогда, тоже не вполне внятно для князя, вперед выступил Дерпен. Он спокойно вытащил из рук Диодора фонарь, воткнул его в снег, потоптался, скинул свою ферязь, и жестами подсказал обоим поссорившимся сразиться с ним на кулачках. Сначала местные не поняли, но потом… Герцог вдруг пришел в восторг. Он даже попробовал
Бойцы, кажется, уже и сами были не рады, что все так обернулось. Тот, что был все же постарше, попробовал улизнуть, но ему не позволили. Другой тоже смотрел на своих товарищей, явно обращаясь за поддержкой. А князю на ухо прошептал батюшка, который, как оказалось, все понимал лучше князя:
– Они боятся драться, наслышаны про умение руквацев сражаться без оружия, пустой рукой.
Очевидно, что-то похожее и Дерпену сказал Густибус, который не отходил теперь от него, переводил что-то и отвечал за него веселящимся офицерам. Впрочем, не только эти люди получали удовольствие, князь мельком оглянулся на дворец, там у окон собралось немало зрителей, и среди них высокими прическами выделялись дамы.
– Батюшка, а нельзя ли как-нибудь незаметно отсюда…
– Не выйдет, князь, Дерпена не выпустят, кажется.
– Глупо получается, – вздохнул князь.
– Или наоборот, кто-то очень постарался, чтобы вышло именно так, как вышло.
Это тоже было правильно. Князь и сам понимал, что все это могло быть подстроено. Но что же теперь делать?
И лишь Дерпен ни о чем не волновался. Он расхаживал, разминая руки и странно, чуть шире обычного расставляя ноги в не вполне удобных новеньких башмаках. Наконец, кто-то из офицеров, подзадориваемый общим гамом, выкрикнул предложение, чтобы двум драчунам, с которых все началось, в подкрепление вышло еще человека три-четыре. Дерпен согласно кивнул, даже, кажется, обрадовался, улыбнувшись, чтобы это было не слишком заметно, в сторону темного парка.
А дальше все обернулось очень просто. Шестеро местных попробовали было звездой, с разных сторон атаковать Дерпена, который стоял на месте, почти не выходя за пределы образовавшегося круга. Молодой из предполагаемых дуэлянтов попробовал махать ногами, кто-то из более умелых, разогнавшись, бросился на восточника, чтобы связать его борцовским захватом, еще кто-то просто решился достать его кулаками… И ничего из этого не вышло.
Дерпен качнулся в одну сторону, в другую, неуловимо ушел от атаки борца, перехватил руку боксера, нырнул под ногу молодого дуэлянта, и… Неожиданно он уже стоял над лежащими телами. А на снегу то там, то сям появились пятна крови. Тот, что пытался бить ногой, не мог подняться, Дерпен его так хватил о землю и притопнул, что он теперь только корчился. Боксер сидел, зажимая нос и губы, из которых потоком вытекала юшка, борец был без сознания, у него, кажется, дело обстояло хуже всех. Трое других сумели подняться, но вид у них теперь был далеко не геройский, драться они больше не горели.
Дерпен, холодно поблескивая глазами, мельком поклонился в одну сторону, в другую, и пошел подбирать свою ферязь, которую теперь со скромной улыбкой держал батюшка, готовый помочь воину одеться. Герцог разразился криками восторга, словно ради этого представления и был устроен весь обед, который только теперь несомненно удался. Обхватив за плечи Дерпена, который казался рядом с тщедушным герцогом великаном, хозяин замка повел восточника, в зал, где на столах уже остались только кувшинчики с вином. Князь, понимая, как все это
А герцог что-то горячо втолковывал Дерпену, что переводил не отходивший от них Густибус. Князь попробовал было оказаться в стороне, но герцог и его заметил и заставил подойти. Маг тем временем, стал и ему переводить:
– Какая стать, он говорит… – Густибус поискал глазами винные кубки на столах. – А теперь считает, что нужно обязательно выпить. Только не так, как эти, гм… девочки, это он про офицеров своих… А по-настоящему.
– Может, не стоит? – замялся князь, но его никто не слушал.
Герцог Кебер только обнимать его за плечи принялся, а сам показал что-то слугам, и те вдруг выволокли ко всей компании совершенно невероятную, размерами до полуведра стеклянную штуковину, в которой по кайме плескалось… Что это было, князь не разобрал. Но герцогу этого показалось мало, он стал выливать в нее разные вина, до каких только мог дотянуться на столе.
Бурда получилась жуткая даже не вид, впрочем, это никого не смущало. А затем герцог поднял чашу, больше смахивающую на церковную купель, и попробовал из нее пить. У него получилось плохо, потому что он шатался. Тогда он протянул ее Дерпену, тот жалко улыбнулся по сторонам, но вокруг него уже стояли офицеры, с которыми он дрался, поддерживаемые своими друзьями, потому что после драки они не могли вполне очухаться. Тогда Дерпен стал пить, хотя и не очень, большую часть старательно выливал себе на грудь, так что даже герцогу стало жалко вина, он отобрал чашу и передал ее, беспрерывно лопоча что-то, тому, кто бросился на Дерпена с кулаками. Кровь запеклась у того вокруг ноздрей, и одного зуба не было, когда он, криво улыбаясь, тоже принялся пить.
Одобрительные возгласы офицеров подтвердили, что все происходит правильно. Потом напоили еще и того, кто махал ногами, но бедняга сразу же, как от него убрали чашу, сел и стал давиться, его подхватили под руки и повели скоренько куда-то, где его, наверняка, вывернуло наизнанку.
После этого, по-прежнему обнимая Дерпена за плечи, герцог стал говорить, что сам он тоже несомненный имперец, потому что где-то когда-то служил под мирквацкими знаменами, с кем-то из Империи по сию пору знается… А Диодор попробовал протрезветь усилием воли, и это ему отчасти удалось.
Князь знал за собой такую особенность, от сильного желания он умел собраться и начинал думать по-особенному, иногда даже получалось, что при этом соображал лучше и точнее, чем обычно. Вот и сейчас он вдруг понял, что понимает герцога. А тот продолжал разглагольствовать:
– Мне не только ваше, имперское, умение драться нравится… Я полагаю, что потому-то вашу штыковую атаку никому в целом свете удержать не удавалось, что вы такие вот… У вас же в деревнях главное развлечение – драться на кулачках, разве нет?
Густибус что-то перевел Дерпену… А тот вдруг ответил заплетающимся языком, и все умолкли на миг. Густибус отчетливо ответил за воина на феризе:
– А нас на кулачках только холопы дерутся, и это правда – для удовольствия. Воины же дерутся иначе, более умело.
Почему-то это вызвало новый прилив радости у всех, и теперь чашу, по-прежнему все время наполняемую чем придется, в том числе, как почти с ужасом заметил князь, даже полонской водкой, пустили по кругу. Когда она дошла до Диодора, и тому пришлось к ней приложиться, после него ее перехватил все тот же лиценциат из герцогской канцелярии. Он и вправду выпил немало, так что даже следующий из ожидающих почти вырвал лохань из его рук, чтобы продолжить этот странный ритуал, но тут же, повернувшись к князю с улыбкой, сказал, на этот раз уже на неплохой рукве: