Князь Гостомысл – славянский дед Рюрика
Шрифт:
– Пошли к противнику воина с предложением переговоров. Пусть он пригласит ко мне короля Готфрида и герцога саксов Ходо.
Боярин, кивнув, тотчас исчез. Прошло довольно длительное время, наконец Оногаст подъехал к князю и проговорил:
– Кениг саксонский Ходо прибыл со свитой на переговоры.
Гостомысл встретил его в своем шатре.
Это был тридцатилетний мужчина, бородатый, длинноволосый, как все саксы. Одет он был в длинную, до колена, рубашку, поверх которой красовался блестящий металлический панцирь, на плечах висел короткий плащ синего цвета, отороченный
– Я бы хотел видеть и короля Готфрида, – сказал ему Гостомысл по-германски. – Нельзя переговоры вести за его спиной.
– Король данов Готфрид сбежал, пользуясь общей сумятицей, – ответил Ходо басовитым голосом. – Его войска находятся в моем подчинении.
Гостомысл некоторое время молчал. Потом стал говорить, неторопливо, степенно:
– Долго ли нам воевать, Ходо? Сколько я живу, столько мы сражаемся друг с другом – славяне и германцы.
Герцог переступил с ноги на ногу, его брови от удивления полезли вверх. Как видно, он ожидал услышать условия сдачи немецкого войска, а князь вдруг заговорил совсем о другом.
– Может, стоит нам с тобой сделать попытку установить между нашими народами вечный мир, чтобы люди не боялась друг друга и жили в тишине и спокойствии?
– Каким образом? – сглотнув слюну, спросил Ходо.
– Дать клятву своим богам, что будем свято соблюдать заключенный договор, и разойтись без битвы и кровопролития.
Ходо во все глаза смотрел на новгородского князя, боясь поверить его словам. Разве он, Ходо, упустил бы такой момент, когда враг у тебя между пальцев и стоит только сжать кулак, как он будет уничтожен? А может, этот хитрец готовит какую-нибудь западню? Да нет, куда еще больше, и так он, Ходо, со своим войском в ловушке. Выходит, стоит поверить князю, тем более что у него нет иного выхода.
– Я готов поклясться на мече перед главным богом нашим Тором, что не нарушу слова своего и буду вечно хранить мир между саксами и бодричами, – твердо проговорил он.
– Вот и замечательно. Я тоже поклянусь нашим главным богом Перуном. Тогда наши народы будут спокойны за свое будущее, им не придется рисковать жизнью в непрерывных и кровопролитных войнах. Скажи, герцог, а есть у тебя сыновья?
– Да, трое. Двое малолетних сейчас дома, с матерью, а третий со мной.
– Много ли ему лет?
– Десять недавно исполнилось.
– Вот и моему старшему внуку тоже десять лет стукнуло, а он уже потерял отца...
Гостомысл снова задумался, потом взглянул ему в лицо.
– И вот еще что, герцог, – промолвил он. – Не договориться ли нам с тобой насчет того, чтобы твой сын и мой внук в знак нашей дружбы и примирения жили вместе? Да, по очереди, то в твоей столице Падеборне, то в центре бодричей Рерике. Выросли бы друзьями и против друг друга никогда бы не начали войны. Это было бы покрепче всякой торжественной клятвы.
Некоторое время подумав, Хода ответил:
– Я согласен.
На вече, собравшемся на центральной площади, Гостомысл дал клятву перед статуей Перуна,
С площади Гостомысл прошел в горницу Умилы. Увидев его, она с тихим стоном бросилась ему на шею и замерла, не в силах сдержать слез: столько лет не видела родного отца!..
– Ну ладно, ладно, – ласково отстранил он ее и сел в кресло. – Показывай своих богатырей, какие они у тебя выросли?
– Это Рерик [12] , – подталкивая перед собой старшего, растроганно говорила дочь. – Вырос, и не заметила...
– Соколом растет, настоящим соколом, оправдывает свое имя. Хорошим князем будет, достойным преемником Годолюбу...
Крякнул, спохватившись, что некстати разбередил сердечную рану Умилы, украдкой глянул на нее, увидел, как лихорадочно заблестели у нее глаза, заторопился перевести разговор на сыновей.
Подозвал Рерика.
– Вот держи, меч особой формы, называется саблей. Она длиннее и тоньше меча, легче для руки. Появилась недавно в восточных странах, у кочевников. Очень удобна и действенна в руках конника. Я привез с собой мастера сабельного боя, останется здесь, пока не научит тебя всем премудростям.
12
Будущий новгородский князь Рюрик (862—879).
– Спасибо, дед! – Рерик вытащил из ножен стальное полотно сабли, оно ярко сверкнуло в лучах солнца, бившего в окна терема. – Ух, какая красивая! Как ловко легла в руку! Я с ней никогда не расстанусь!
– А что средний, тоже такой же воинственный растет? – глядя на худенького пятилетнего внука, спросил Гостомысл.
– Годолюб назвал его в честь своего деда, воинственного и неукротимого Синеуса, – ответила Умила. – Не знаю, каким вырастет, а пока такой умненький и спокойный мальчик, что не нарадуюсь, никаких забот и хлопот с ним.
– Подойди ко мне, Синеус. Я тебе тоже подарок привез, лук со стрелами, как раз для твоего возраста. Глаз надо упражнять с детства, только тогда из тебя выйдет меткий стрелок!
Гибкая дуга лука была сделано из разных сортов дерева, выкрашена в яркие цвета, а тетива была крепкой и в то же время мягкой, чтобы не поранить пальцы мальчика. Синеус подошел и взял оружие из рук деда неохотно и даже равнодушно.
– Не любит он военных забав, – пыталась оправдаться мать. – Ему бы играть в тихие игры где-нибудь в углу. Задумчивый он какой-то.
– Ничего, – успокоил ее Гостомысл. – Пройдут года, станет настоящим мужчиной. Жизнь заставит. Ну, а меньшой-то каким богатырем растет! Сколько ему – года три, я думаю? Ишь, какой бутуз, как налитой сидит и губы надул. Ну-ка иди к деду, прими медовый пряник! Как тебя зовут?
– Трубор, – буркнул карапуз и тотчас вгрызся зубами в протянутое Гостомыслом лакомство.
– Как появился на свет, сразу так громко заорал, будто труба боевая! – растроганно говорила мать. – Ну, мы его сразу таким именем и назвали.