Князь грязи
Шрифт:
Тайное место, о котором я ему говорил, было тем самым знаменитым заброшенным депо, с которым у меня столько связано!.. Столько глупостей. раз уж я там умудрился потеряться, так там кто угодно потеряется, да и не полезет туда никто, в здравом рассудке, разумеется.
Сам путь под землей был невероятно длинным и извилистым, если бы в былые времена я не изучил его так хорошо, то, может быть, и сейчас заблудился бы. А Венечка был просто в отчаянии!
— Я не смогу запомнить! Умру, но не смогу!
— Точно умрешь, если не сможешь, — сказал я загробным голосом.
Мы посмотрели друг другу в глаза и Венечка сказал:
— Ну, давай еще раз…
— Хорошо! — простонал я.
Куда он меня только не заводил!
Честно говоря, я тоже начал впадать в отчаяние. Более неприспособленного к жизни человека, чем Вениамин Юзефович лещинский мне видеть никогда не приходилось!
Он абсолютно не умел ориентироваться в пространстве!
Он не запоминал особых примет и поворотов!
Его фатально тянуло в опасные места!
Если б я действительно доверился ему, как провожатому, мы давно задохнулись бы, провалились бы, утонули бы…
Мы прошли этим путем не один… И не два… И не три раза! Когда я мог уже пройти там с завязанными глазами, когда у меня выработался уже условный рефлекс, Венечка наконец произнес неуверенно:
— Кажется, я уже начинаю запоминать.
— Только начинаешь?
Наверное, мой голос был страшен! Ну, еще бы! мы не меньше суток уже ползаем по одному и тому же месту, почти не отдыхая и не жрамши! Мало того, Кривой еще может хватиться… Господи, за что мне это все?
— Может, еще раз? — спросил Венечка. — Последний?
— А может, нам съесть чего-нибудь?
— Здесь есть палатки поблизости?!
— Нет… Но здесь неподалеку овощной склад… Там можно чего-нибудь…
Венечка не дал мне договорить:
— Знаешь, что, ты иди, поешь, если хочешь, а я — переживу!
— Да, ладно, я тоже переживу.
Чем ему овощной склад не угодил? Я же не в помойку ему лезть предлагаю?
И мы прошли еще один раз. После чего у нас едва достало сил выбраться на поверхность.
Мы сидели на куче жухлой листвы, с наслаждением вдыхая свежий вечерний воздух. Ноябрь уже был… А тепло — и никакого намека на снег!
— Получится у меня, как думаешь? — спросил Венечка.
— Не знаю.
— Да, если смотреть правде в глаза, то вряд ли…
Ну, уж если смотреть правде в глаза! В очень редких случаях стоит это делать, и уж не в этом — точно!
— Но ведь мы сделали все, что могли?
— Думаю, да.
— Так что… Чем бы не кончилось все… Спасибо.
— Не за что… А если получится все-таки… То придется тебе пересидеть в этом депо пару месяцев как минимум. Еду я тебе таскать буду.
— С овощной базы?!
— Да хоть из ресторана! За твои бабки-то… Ну, мне идти пора, а то хватятся. Надеюсь, увидимся еще!
— А я-то как надеюсь!
Мы смотрели друг на друга и не хотелось прощаться. Из мистических соображений — вроде как, если не сказали «прощай», то обязательно встретимся…
Венька улыбнулся и протянул мне руку. Которую я пожал.
Этим рукопожатием мы, наверное, все сказали друг другу, лучше, чем любыми словами.
Мы можем быть уверены друг в друге.
Мы на одной стороне…
Глава 7
НАСТЯ
Юзеф укладывал Ольгу спать… Уже сорок пять минут!
А я ждала его на кухне с тарелкой остывающих оладьев.
Юзеф явно не торопился ко мне… Что он там делает так долго? Почему она все никак не заснет? Гадкая, капризная девчонка… А Юзеф избалует ее, как избаловал свою драгоценную Лану —
Если бы меня так баловали! Если бы Юзеф…
О, Боже! Я ревновала его — к Ольге, к памяти Ланы. Я ревновала его к его гневу и мести, я ревновала его к его сценариям, к его творчеству, к его прошлому, к самой жизни… Я ревновала его ко всему! Наверное, единственное, к чему я его не ревновала, была его трогательная любовь к покойной Шарон Тейт. И Шарон была единственной женщиной, к которой я его не ревновала, не могла бы ревновать, не осмелилась бы, и не только потому, что она — умерла, была зверски убита как раз в тот год, когда я появилась на свет, но еще и потому, что при жизни она действительно была самой прекрасной. Я видела Шарон всего в одном фильме — в фильме ее мужа, Романа Поланского. Фильм назывался «Бал вампиров» и был великолепной пародией на фильмы ужасов. Наверное, я не смогла бы описать внешность Шарон, но я помню то ощущение тепла, света и чистоты, которое дарила ее красота, сиявшая с экрана. Нет, к Шарон Тейт я его ревновать не могла бы, но зато ко всем остальным и ко всему остальному… Я хотела, чтобы он принадлежал мне, мне одной! Чтобы все его чувства, все его переживания, все его воспоминания, все его время, все прошлое и будущее — даже творчество! — чтобы все радости и горести, все, все принадлежало бы мне! Я так хотела быть с ним… Всегда… Я любила его…
Я его любила.
Я хотела, чтобы это меня он убаюкивал сейчас, мои волосы гладил, мою руку держал в своих теплых чуть суховатых ладонях, мне на ухо шептал ласковые, утешающие слова!
Пусть бы даже он был моим дедушкой…
Или — моим отцом…
Или…
Лучше всего было бы, если бы он был моим любовником.
А еще лучше — моим мужем.
Юзеф старше моего отца… Не представляю, что сказали бы мои родители, если бы узнали! Но мне было бы все равно, что скажут мои родители, если бы Юзеф снизошел до меня, если бы он увидел во мне женщину! Женщину, а не глупую навязчивую девчонку, вторую жену ненавистного зятя, узурпировавшую место боготворимой Ланочки, глупую навязчивую девчонку, которую он терпит рядом с собой только ради Ольги! Прислугу для Ольги! Придаток к Ольге! Как в старые добрые времена в нагрузку к дефицитным книгам или театральным билетам вынуждали покупать какой-нибудь хлам… Так и Юзеф получил «в нагрузку» к Ольге меня. Если бы Ольга не нуждалась во мне, Юзеф наверняка послал бы меня куда подальше, ничуть не заботясь о том, что со мной дальше будет!
Возможно, я могла бы разыграть сейчас карту «скорбящей вдовы» и потребовать свою порцию сочувствия и утешений, если бы… Если бы Юзеф не знал, что я терпеть не могла Андрея и собиралась развестись с ним!
Нет… Ничего у меня не получится! Он просто посмеется надо мной, если узнает, как я его люблю! Я на два года моложе его Ланы… Возможно, глядя на меня, Юзеф каждый раз размышляет о несправедливости судьбы, унесшей жизнь его дочери и сохранившей сотни, тысячи ее сверстниц, и меня среди них, в их ряду… Я для него — одна из сотен. Лана была единственная! Теперь ее место заняла Ольга. Для своего отца я тоже — единственная, но мамочку он все-таки любит больше, чем меня, а Юзеф, насколько мне известно, не любил свою жену: их брак был чем-то вынужденным, неизбежным, их семьи дружили между собой… Юзеф не любил свою жену. Он уважал ее, он был с ней добр, но не больше. А вот дочь… Дочь он боготворил!