Князь Изгой
Шрифт:
Мимо такого подарка природы пройти никак не можно, тем более денежка после недавней оказии с пиратами позволяет.
Нугрь, гидроним балтский, как, впрочем, многие другие реки Орловской области — Локна, Цкань, Орс и Мецна, близ который и стоит Мценск. Финно-угорские племена сюда не докатились, потому пришедшие из Германии в V–VII веках вятичи относительно мирно ассимилировали приживающих тут балтов, готов и остатки скифов. Всё же родственные народы.
Река причудливо извивалась меж заросшими дубами холмов, и если до Болхова часто попадались известняки и немало выжженных участков под поля, то, чем выше мы поднимались, тем более дикими становились окрестности. Не зря Карачевские земли во времена древней Руси называли — Лесной край. После семидесятого километра река мельчала, лес вокруг мрачнел, огромные, поросшие мхом дубы загораживали солнце, а упавшие деревья всё чаще перегораживали усохшую речку с песчано-глинистыми берегами. Река стремилась вверх, на водораздел Оки и Днепра. Оставив «Пирата», последние километры швертбот всё чаще приходилось тянуть, под охраной Горына и гридней, пересели на плоскодонки и пошли дальше на вёслах. Атмосфера в здешних лесах особая, магическая. Совы ухают, вороны такие здоровые, что и в зоопарке не видел. Ночью же светляки, почти исчезнувшие в наше время, создавали иллюминацию не хуже, чем на Пандее в «Аватаре». По легендам именно в этих лесах обитал Соловей Разбойник. До Карачева, того, что на Снежети стоит, рукой подать, со слов проводников поприщ двадцать.
Дойдя до села, считавшегося в мои времена вымышленным, Девять Дубов, остановились на постой. Неделю потратил на картографирование рек и ручьев, а как определился с местом, столько же, по времени, заняли поиски месторождения. Хотя и бывал здесь ранее, быстрей не управиться. Флора другая, да и рельеф малость изменился. Чтобы не потеряться, приходилось то и дело залезать на верхушки деревьев с мензульным комплектом за плечами. Моими знаниями и усилиями местных проводников идентифицировали, что, куда и откуда течёт, а после дело техники и случая.
Пласт цеолита нашли богатый. Одно плохо, придётся снимать метров двенадцать осадочных пород, но толщина пласта в шесть метров всё окупает. Была и ещё одна проблема, водоносный слой. Здесь выбора нет, поставим колодец по типу сматрёшка с засыпкой и трамбовкой глины меж стенок, а показанный мной сруб в седло отлично воду держит, можно и варом дополнительно изолировать. Всё это дело долгое, дай бог, за лето управимся. Пока бурами оконтуривали пласт, сам речки в округе разведал и понял, что есть ближе путь. Куда сподручней через верховья Неручи в верховья Оки попасть, и оттуда вверх по Орлецу подниматься. От речки же сей по безымянному ручью. Подходы треба оборудовать, пяток запруд поставить, почистить ручей и речку, просеки прорубить, уложить лежнёвку, колодец подготовить. С базы пришлю вороты, краны-журавли и прочую «спецтехнику», но не раньше августа. Выдав Андрею последние ценные указания, наказав первым делом набрать пудов сто белой земли, оставил серебра на стройку и прочие расходы и вернулся на Нугрь, аккурат в то место, где «Пират» упрятали.
Горын за три недели малость отъелся, и искренне радовался, что затянувшееся путешествие походит к концу. Отдав швартовые, взяли курс домой. Переживаю, как дела на стройке, решил ли вопрос с землей Ипат? Как же плохо без связи…
Глава 23
Вернулись в Ивань двадцатого июня утром. Глаз радовала крепкая пристань на сваях с настилом из струганных досок, остро пахнущих смолой. Видать только-только поставили. Оборот грузов между старыми и новыми цехами обещал быть большим. Причал в план построек заложили одним из первых, и он не пустовал. Таскали мешки с зерном с плоскодонок, разбирали плоты с деревом. Под погрузкой стоял струг. На него краном подавали бруски и ящики.
От «порта» к деревне шла новая, ухоженная дорога. Через овражки и ручьи перекинуты бревенчатые настилы, ямы и ухабы засыпаны щебнем, верхний слой из трамбованного и мытого песка. По краям доделывают дренажные канавы. От души отлегло. Тихоня довёз серебро и крицы!
А вот и лагерь. Навесов значительно прибавилось и их уже строили за оградой базы. О моём прибытии донесли, и к воротам встречать с хлебом солью рабочие вышли в полном составе. Добрын и Ставр в первых рядах. Среди множества новых лиц разглядел и старых знакомцев из «зимнего» состава, что обрадовало до глубины души. После бурных приветствий, отказавшись от завтрака, погрузился в дела, как говорится, с колёс.
Вижу, народу прибыло, с избытком. В кузнечном цеху трудятся два десятка кузнецов и почти столько же подмастерьев, а численность цеха Ставра перевалила за сотню!
О добротной кормёжке у Прохора знал каждый нищий в Новосиле, так что от желающих не только заработать, но и сытно поесть отбоя не было. Пошли первые круги по воде от брошенных зимой камней. Пошли!
План по сборке станков и поковке инструмента выполняли с опережением графика. Поставили на поток производство колёс и рам вагонов. По-прежнему много сил идёт на шанцевый инструмент, станки и конные дорожки. Покрутившись по цехам, проверил собираемые станки и нашёл их годными, за исключением мелочей, что неизбежны при любом масштабном росте. А что делать? Сезонный режим работы, мать его за ногу. Оставшиеся отроки вынуждены работать наставниками взрослых мужиков, а это нарушение вместности и сильно тормозит всё дело. Болезни роста сразу закладывал, ибо не раз и не два с таким сталкивался сразу после войны. Многих специалистов тогда не было от слова совсем, а план требовалось выполнять любой ценой. Единственное лекарство от этой беды, экспресс курсы, книги и правильные обучающие пособия, а не та фигня, что после шестидесятых годов пошла.
С точки зрения технической литературы лучше всего обстояло дело в двадцатых годах, в СССР. Техническую документацию умные люди писали так, что и самый дремучий крестьянин мог сообразить, что и как делать. Вот и я, стараюсь пособия максимально интуитивными делать.
Инструкции включали перечень инструмента и оснастки для сборки станков и механизмов. Детальные чертежи и рисунки комплектующих и крепежа, карты сборки в виде временной шкалы с визуальными блок-схемами и детальной кинематикой каждого этапа сборки. Говоря человеческим языком, стилизованный человечек с инструментом и стрелками показывал батракам чего брать, куда крутить и в какую сторону. Для крупных и сложных механизмов оформляли плакаты, где отображался инструмент, необходимый для сборки, номерованный перечень деталей, чертежи и технических рисунок.
Очень серьёзно к технической документации подошёл. За два месяца путешествий так же подготовил иллюстрации и шаблоны для учебников по столярному, кузнечному и слесарному делу, агитационные плакаты. Переработал учебники арифметики, черчения и типографии.
Графическая часть, на девяносто процентов, чёрно-белая инфографика. В цехе документации по моим рисункам, из фанеры выпилят контршаблоны, уложат те в формы и зальют галалитом. [2] Получу разнообразные трафареты: цифры, буквы, стрелки, инструмент, геометрические фигуры, иконки работающих людей, топографические знаки, блоки и узлы механизмов, винты и гайки…. Тысяча четыреста штук, с хвостиком. Богато!
2
Не видать, ни зги — в древнерусском языке слово «стьга» означало тропу (дорожку). При этом мягкий знак обозначал не смягчение согласной, а безударную слабо произносимую (в лингвистике это называется «редуцированную») гласную. Начиная примерно с XII века н. э. в древнерусском языке начался сложный процесс, который в лингвистике называется «падением редуцированных гласных». Например, «истьба» стала «избой», а «стьга» — «згой». Таким образом, не видно ни зги — не видно тропы впереди.
В плане компиляции книг возлагаю надежды на Лоренци. Итальянец увлекается рисованием и сходу схватил, как выстраивать проекции. Поставлю его на цех технической документации и типографию. Как грамотный в техническом плане человек, он идеально походит на эту роль, ибо на лету схватывает суть механизмов уровня Леонардо Да Винчи.
Лоренци буквально завис в окружении незнакомых станков и механизмов. Без всяких условий согласился поработать в качестве учителя латинского языка, математики и рисования. В некоторые места ему лезть запретил, а прочее меня не интересовало. «Обработать» итальянца ещё успею. После обеда и разгрузки «Пирата» Добрын рассказал о поездке в Воргол и обрадовал грамотой на землю. Немедля ни минуты, оправился на «стройку века».
Причал новой базы оказался загружен не меньше, чем в Ивани. Однако взор куда больше притягивало зрелище грандиозной стройки. Токание топоров, шум от забиваемых свай и ударов таранов, раскалывающих брёвна, вместе с криками людей сливались в общий гул. Городники и чернорабочие словно муравьи копошились на пологом склоне Легощи. Катали по доскам тачки и телеги, укладывали лежнёвку и глинобитные стены, стелили помосты.
Курьян, едва завидев меня, выбежал навстречу держа в руках кипу бумаг. Плотник уже имел опыт большой стройки, обновлял городские стены Лободина, но одного я его не оставил. При нём «десант» из контролёров-обмерщиков» во главе с Авдейкой. Лишь благодаря этим ребятам он управлялся с такой ордой работников. Положа руку на сердце, я сделал Курьяна свадебным генералом. Он лично договаривался с артелями, продавливал авторитетом новинки. Контролёры же занимались сборкой станков, проверяли порядок и размеры при кладке печей, занимались геодезической сьёмкой и следили чтобы строили не от балды, а точно по плану Прохора.