Князь Кий: Основатель Киева
Шрифт:
— Ничего! Поборемся, — снисходительно улыбался Кий.
А недалеко от него прошли Ждан и Волот. Вождь волынян говорил задумчиво:
— А вот Кий не так прост, как кажется. Если боги дадут ему успех в военном предприятии, за ним пойдёт всё больше и больше отважных воинов. У него будет такой отряд, который станет не по зубам ни князю, ни нам, племенным вождям.
— Не боись! Если только попытается высунуться без нашего соизволения, мы его возьмём в кулак и раздавим. Только мякоть
II
Вернувшись из Аварии в родное гнездо, Кий, узнал, что отец погиб в той схватке с аварами, когда он был захвачен в рабство. Мать после этого слегка и через пять лет умерла. Тогда братья поделили отцовскую землю: Щёк забрал одну гору, а Хорив — в другую. Сестрёнка Лебедь выросла в истинную красавицу, так что Кий не удержался и сказал шутливо:
— Ты, наверно, всех парней в округе с ума свела! Лыбедь зарделась и в ответ промолвила:
— Ну ты скажешь такое, братец!
От Кия не отходил Щёк, который был на год младше его. Брови у него конёчком, а рот всегда на улыбочке. Взгляд умненький, весёлый, с хитринкой. Он во всём поддержал Кия:
— Бери меня в отряд, не пожалеешь! Я всю Родню вдоль и поперёк знаю. Могу о каждом жителе рассказать всю подноготную, тотчас найду нужных людей. А что касается молодёжи, то все мне — друзья!
Хорив, сутулый, угрюмый, с натруженными руками и жёсткими ладонями, хмуро глядел в пол, говорил недовольно:
— Верхогляд наш братец. Только бы шлындить по городским улицам, всё время проводит в Родне, мы его дома и не видим. Участок свой, считай, совсем забросил, чужие люди обрабатывают...
— Ну и что, что чужие? — тотчас ответил Щёк — Хорошо трудятся, земля ухоженная, урожай, может, чуть-чуть поменьше твоего. Половину урожая себе берут, половину — мне. Живу — не бедствую. А в Родне у меня свой дом имеется, так что, братец, есть где тебе остановиться. Располагай моим домом, как своим.
— Дом мне твой очень пригодится, — тотчас ответил Кий. — Буду набирать отряд, местом сбора будет.
— Вот видишь! — тотчас упрекнул брата Щёк. — Кий большое дело затевает, скоро в военный поход двинемся, а ты в стороне хочешь остаться!
— Надо же кому-то и землю обрабатывать, — гнул своё Хорив. — Если все уйдут воевать, кто страну будет кормить? Да и войску много еды требуется...
— Оба вы, братья мои хорошие, правильно говорите! — подытожил Кий, весьма довольный встречей с родным домом. — Каждый должен исполнять своё дело. Сегодня переночую, а завтра — в Родню, пора народ поднимать.
— Я с тобой, брат! — нетерпеливо проговорил Щёк. — Я теперь от тебя никогда
Ещё но пути на Русь родилась у Кия мысль создать подвижной отряд. Для начала он будет небольшим, но должен состоять из отчаянных людей, готовых на риск и опасные дела. Главное, добиться успеха в первом же предприятии, обязательно победить. Тогда к нему хлынет молодёжь и можно будет думать о больших делах. Родившись, эта мысль крепко засела в его сердце, он с ней сросся, она переставала давать ему спокойно жить, подталкивала и, наконец, привела на вече.
Едва прибыли в Родню, как Щёк побежал по известным ему людям и уже к концу дня сообщил, что сотня парней готова идти за Кием хоть к черчу на Рога.
Вечером пошли на площадь, где собиралась молодёжь. Щёк вразвалку прохаживался среди хороводов и стоявших кружками девушек, здоровался, шутил, смеялся. Он знал всех, и его знали все.
— Вот и наши, — сказал он, подходя к одной из групп молодёжи. — Знакомьтесь, это мой брат Кий.
— Знаем, наслышаны уже, — прозвучало в ответ. Посыпались вопросы:
— Говорят, ты был в рабстве?
— Приходилось.
— Крепко досталось?
— Всякое было.
— А отчего же такой здоровенный вымахал?
— Назло врагам.
— Много в своё войско набрал?
— Достаточно. Можно полмира завоевать.
— А девушек с собой возьмёшь?
Кий поглядел на озорницу, задавшую вопрос, и встретился с весёлым, испытующим взглядом стройной красавицы.
— Тебя не возьму, — ответил он, щурясь, словно кот.
— Это почему?
— Слишком красивая. Тогда не я, а ты отрядом будешь командовать.
Девушка смутилась, польщённая, но продолжала искоса взглядывать на Кия.
А потом они шли по пустынной улице поодаль друг от друга. Звали её Властой. Было ей 15—16 лет. На её белом лице сияли синие глаза, наивные и доверчивые, какие бывают только в ранней юности. Носик маленький, вздёрнутый, губки пухлые, на них блуждала улыбка любопытства и ожидания.
Она расспрашивала его о жизни в Аварии, внимательно слушала, словно впитывала сказанное им.
— А девушка у тебя там была? — неожиданно задала она вопрос. А перед взором Кия возникли образы отчаянной Тамиры и развратной Опии, он на мгновение как бы ушёл в себя, но потом стряхнул оцепенение, ответил:
— Была. Я с ней целыми днями не расставался.
— И... как же её звали?
— Кувалдой, — отшутился он. — В кузнице с утра до вечера была в моих руках. Такая ласковая и преданная подруга!
Она засмеялась — облегчённо.
А Кий про себя решил, что никогда и никому не расскажет ни про Тамиру, ни про Опию.