Князь Кий
Шрифт:
А старейшина Межамир лежал навзничь со стрелой в груди. Он молча смотрел в небо и думал уже не о сражении и земных делах, а о надвигающейся смерти.
Вот где она его подловила! Вот, значит, когда оборвётся нитка его жизни!
О преславный Даждьбоже-Световид! И ты, Род, защитник полян, - безмолвно беседовал он с богами своего племени и с самим собою - не снесть, сколько стёжек-дорожек исходил старый Межамир - и по своей воле, и не по своей, - во многих краях побывал, не мало, ох не мало лиха хлебнул, но и доброго вдосталь повидал, а теперь, выходит, настало время прощаться с белым светом! Родовичи положат вместе со многими
Жгучая боль в груди прервала поток его мыслей. Он глянул на воинов, на их скорбные потемневшие лица и тихо, но внятно попросил:
– Покличьте ко мне князя Кия…
Кто-то из молодых сразу бросился на поле, где закончилась битва и откуда теперь доносились радостные возгласы, а старейшина закрыл глаза и в мыслях полетел в родное поселение русов над Днепром, и щемящая тревога охватила сердце. Что станет с его родом? Кто будет после него старейшиной? Были бы сыны - не тревожился. Но, увы! Одного за другим призвали их боги, а внуки не доросли - на них ещё положиться нельзя…
Потом вспомнил старшего брата Тура.
Дружно жилы и в молодости, и в зрелые годы.
Истово любили друг друга. Было их у отца и матери только двое. Когда подошло время, отца не стало, вместе держали старейшинство в племени русов. И лишь однажды не послушался он старшего брата - не вернулся после успешного сражения с гуннами на Рось, а остался с ближайшими ему родами на Днепре. Разгневался тогда Тур, так как считал, что разделение племени подрывает его силу. А зачем было сердиться? Мог же и Тур тут остаться - вот и жили бы много лет вместе… Однако, Тура уже нет, и ему, Межамиру, совсем не долго осталось… А племя так до сих пор разъединено: Кия после сегодняшней победы, должно, потянет обратно на отчие земли…
Боль снова оборвала его мысли, тёмной тучей заслонила солнце. Неужто конец?
Послышался торопливый топот многих ног. Межамир с усилием поднял потяжелевшие веки. К нему приближался, спешил с братьями Кий. Добежал, нагнулся, не веря сам себе, тронул пальцами белое оперение стрелы.
– Стрый, любимый мой! Как же это?
– спросил сокрушено, хотел было вытащить стрелу…
Межамир остановил его.
– Не трогай! Пока она в ране, я могу говорить, а вынешь - душа мигом выпорхнет из тела… А мне нужно сказать тебе перед смертью несколько слов…
Кий поднял, бережно прижал к себе голову умирающего.
– Говори, дорогой, я слушай…
Межамир, превозмогая боль, положил правую руку Кию на предплечье.
– Поздравляю тебя, князь, с победой… Не посмеют теперь недобитки Эрнака снова напасть на славянские племена… Славный отпор получили!
– Да, стрый, славный! И большая твоя заслуга в этом!
– Обо мне уже нечего говорить… Сам видишь… А вот что станет с моим родом - меня тревожит…
Ты со своими родичами вернёшься на Рось - реку предков наших, а мои останутся как отломленная ветвь…
– Но ты ведь сам хотел этого, стрый! Покойный отец рассказывал об этом не раз…
– Было такое… Очень понравились мне те места над Днепром… И родовичам моим понравились - все по своей воле остались, никого я не принуждал… А вот теперь прошу тебя - возьми их с собою!… Чтобы племя русов было сильным, оно должно стать единым!
– Я никуда не буду уводить твоих людей, стрый…
– Почему так?
– заволновался, помрачнел старейшина.
– Да потому, что хочу со своими родами, как и ты когда-то, осесть над Днепром, на твоих горах. Тоже понравились мне те места.
– Правду говоришь?
– обрадовался Межамир, посветлело его измученное лицо.
– Ты в самом деле остаёшься?…
– Да, я долго об этом думал, приглядывался и твёрдо решил, что там будет середина моей земли.
– А если род не захочет?
– Те, кто со мной на твоих горах побывал, рады будут, а кто ещё не был, думаю, слова князя не ослушаются!
Против этого Межамир ничего не мог возразить. Обострённым чувством умирающего ощутил душевную, властную силу племянника. Да, это не добродушный Божедар, и даже не благоразумный, рассудительный Тур. Этот молодой сильный муж - счастливо соединил в себе доброту и разум, суетливость и твёрдость сердца, без чего невозможно властвовать над племенем. Счастлив был Тур, вырастив такого сына!
А вслух сказал:
– Теперь я могу умереть со спокойной совестью - судьба племени в надёжных руках! В твоих руках, Кий!
– и затем обратился к своим воинам:
– Слышите, сыны?… Вот моя последняя воля - отныне вашим старейшиной и князем станет Кий, сыновец мой. Я вручаю власть над нашими родами приднепровских русов! Слушайтесь его, как меня! И повинуйтесь ему, как мне повиновались!
– Будем, отче! Пусть душа твоя будет спокойной!
– раздались вокруг голоса.
Межамир закашлялся, начал задыхаться. В груди послышались надрывные хрипы, на губах появилась алая пена.
– Помирает наш стрый, - прошептал Щек.
– Отлетает светлая душа его, - вытер с глаз слезы Хорив.
Воины сгрудились теснее, стояли недвижно, затаив дыхание. Отроки, не стыдясь, плакали. Старейшина для них всех был отцом.
– Поднимите меня… Да повыше… - с трудом шептал, с натугой выталкивая слова, Межамир.
– Хочу увидеть… поле, где мы… погромили гуннов.
Кий с братьями и ближними воинами подхватили его на руки, бережно подняли высоко вверх.
– Смотри стрый!… Смотри любый наш!…
Он последний раз открыл глаза, угасающим взглядом окинул заваленное трупами широкое поле, далёкий лес на горизонте, золотой лик Световида на небе - умиротворённо вздохнул раз-другой и вдруг вздрогнул всем телом, затих, стал неподвижным и тяжёлым. Его медленно опустили вниз и положили на землю.
На следующий день на высоком холме, неподалёку от ужасного, мрачного поля битвы, где хищные птицы клевали распухшие от жары трупы гуннов, запылали огромные костры - на них тела погибших славянских воинов. Выстроенная на равнине рать славянских племён замерла в скорби. Впереди - князья, старейшины, воеводы. У всех суровые, окаменелые лица, горестная печаль в глазах. Воины с оружием, как перед боем: в левой реке щит, в правой - копьё, на поясе - меч, а за плечами - лук и тул со стрелами.