Князь Кий
Шрифт:
– Где-то, мне кажется, я уже тебя видел, - произнёс наконец.
– А вот где - не помню…
– Видел, каган… Я тот самый воин, которого ты возле Родня велел Чёрному Вепрю сжечь живьём, вместе с мёртвым князем Божедаром!
– А-а… Вот видишь - какой же ты князь? Ты простой воин… Я знаю только одного князя полян - Чёрного Вепря. И было бы для меня унизительно выходить на поединок с каким-то самозванцем. К тому же - трижды младше меня!… Если тебе, юнец, так не терпится - обменяться с кем-то ударами копья или меча, то я вышлю к тебе своего богатыря!
Кий засмеялся и сказал:
– Негоже князю полян
– и, отпустив повод, ударил коня, на котором сидел Крек, древком копья по крупу.
Конь с места перешёл на рысь и помчался прямо к стану гуннов. Там его поймали и подвели к Эрнаку.
Кию было видно, как помрачнел и содрогнулся каган, когда перед ним появился Крек с головой Чёрного Вепря на груди. Глаза Эрнака расширились от ужаса, а лицо стало серым. Он хватал открытым ртом воздух, неотрывно глядя на мёртвое, сморщенное лицо племянника и, наконец, воскликнул:
– О Тенгрихан! Как это случилось?
Крек был едва жив от страха, но собрался с духом и громко ответил:
– О, великий каган, князья полян бились в поединке, и Кий победил.
Эрнак подняв руки к верху и, брызгая слюной, завопил:
– Проклятье!… А где мои воины? Где мои лучшие, храбрейшие воины? Отвечай, негодный!
Крек качнулся вперёд, пытаясь поклониться, но не смог этого сделать - опутанное верёвками туловище не гнулось. Лишь мёртвая голова колыхнулась раз-другой на груди.
– Твои воины погибли, повелитель вселенной, - пробормотал Крек.
– Но я в этом не виноват… Это всё он - Чёрный Вепрь…
– Погибли!
– неистово закричал каган.
– Все?!
– Все, мой повелитель…
– А ты?… Как же ты остался живым, собака? Почему стоишь тут предо мной? Почему не погиб, презренным раб? Так сгинь же, проклятый Тенгриханом!…
Эрнак выхватил саблю. Блеснуло лезвие - и круглая голова Крека слетела в бурьян под копыта коней.
Кий не стал дожидаться, пока разъярённый каган пошлёт в погоню за ним своих телохранителей, потянул повод влево и быстро поскакал к своим.
Едва успел он спешиться и передать отрокам коня, как гунны помчались в атаку. Задрожала земля, воздух сотрясся от страшного крика. С дикою рёвом, визгом, улюлюканьем мчались на полян тысячи взбешённых ордынцев к - что удивительнее всего - не обычным своим клином, а сплошной лавой. Видимо Эрнак хорошо запомнил ту неожиданность с частоколом, которую преподнёс ему Кий, пустился сегодня тоже на хитрость. Но, какую? На что он рассчитывает? Найти слабое место в обороне полян?
Расшатать её, прорвать, а потом кинуть в прорыв свежие силы?
Такое начало битвы удивило Кия, но не очень встревожило.
– Твёрдо стоять на месте! Не двигаться назад!
– распорядился он, и это мигом передали по лавам.
Все приготовились грудью встретить нападающих.
Однако лава гуннов не ударила на лаву полян, а разделилась вблизи от них пополам, на два крыла, которые помчались вдоль строя полян, забрасывая их стрелами. А в созданном таким неожиданным манёвром прогалину, из глубины поля вдруг ринулись свежие силы, выстраиваясь на этот раз в привычный для нападающих гуннов клин.
«Вот теперь только начинается, - подумал Кий.
– Хитрый Эрнак: сперва напугал, а потом по- настоящему ударил… Но и мы не лыком шиты! Готовились и к такому… А вот что ты запоёшь, каган, когда в дело вступят северяне и древляне?»
И он передал по обе стороны по лаве другой наказ:
– Князей прошу начинать! Ударить сразу с боков и сзади!… Полянам - что бы ни было, стоять недвижно, бить ворога нещадно!
Клин гуннов стремительно приближался. Сначала поляне встретили его ливнем стрел, потом, уже с близкого расстояния, забросали копьями. Клин сразу изменился - стал приплюснутым, щербатым: десятки всадников - с конями и без них - со всего разгона полетели на землю.
В последнее мгновение, когда переднюю лаву обдало горячее дыхание коней, в бой вступили воины с ратищами, поднятыми навстречу нападающим острыми, как мечи, железными наконечниками, насаженными на длинные крепкие держаки, они с хрустом протыкали груди и животы коням и всадникам. Мгновенно вырос высокий завал из раненых и мёртвых коней и людей. Но гунны, несмотря на гибель многих передних, напирали всё сильней и сильней, стараясь вогнать затупленный клин как можно глубже в лавы полян.
Кий вместе с братьями и молодшей дружиной стояли в самой гуще боя. Отроки бились самоотверженно и умело. Не зря он так настойчиво обучал их военному ремеслу. Теперь это им очень пригодилось. Отроки при первом натиске гуннов немного подались назад, но строй не разомкнули и ворога дальше не пропустили. Умело защищаясь щитами, они кололи нападающих копьями, рубили всадников проушными топорами, железными булавами разбивали коням головы, а мечами распарывали животы, и те падая, придавливали своих седоков.
– Бейте их, родичи, бейте!
– гремел голос князя Кия. Не отступать! Рубайте бешеных псов! Боги помогают нам!
Он наносил молниеносные удары боевой секирой и прокладывал дорогу своим товарищам. Ненависть, которой ярилось его сердце с того боя под Роднем, и радость, которая поселилась в груди от известия о спасении Цветанки, удваивали его силы. Он не думал об опасности. Шёл на врага напролом с громким кличем, крушил противников на своём пути, увлекая за собой других воинов.
Как буйный предгрозовой вихрь, как чёрный смерч в степи бушевала, клокотала, бесновалась кровавая битва на Росавской Поляне.
И с одной и с другой стороны падали убитые и раненые. Поляне не отступали. То и дело вырывались из их широко раскрытых ртов боевые возгласы, их глаза горели неистовством и отвагой, а сильные руки, казалось, не знали усталости и беспощадно разили ворога. Передним лавам - на них обрушилась главная тяжесть боя - беззаветно помогали стоящие за ними: занимали места погибших, выносили раненых, забрасывали стрелами гуннов через головы впереди стоящих воинов.
Гуннам так и не удалось прорвать плотные глубокие лавы полян. А вся надежда на победу в бою зависела от успешности первого удара. Если он не получался - обращались в бегство. Так и теперь. Потеряв несколько сотен лучших своих воинов, а главное, утратив возможность на быструю победу, они сражались уже без воодушевления и часто поглядывали назад - нет ли сигнала к отступлению?