Князь оборотней
Шрифт:
— Еще бы ты моего сына не слушалась! — немедленно влез отец.
— А ты надеешься, раз ты — его отец, чего-нибудь лишнего для своих медведей захапать? — проклекотала Белоперая.
— Я лучше вас Хадамаху знаю, — фыркнула тигрица. — К отцу он строже всех будет.
— Он мой сын! Слушаться должен! — возмутился отец.
— Хадамаха… старший вожак, — буркнул Брат невнятно, но так решительно, что попробуй возрази, рискни здоровьем. — Вожак над вожаками. Его слушаться!
— Вожак над вожаками, — повторил Донгар и громко выкрикнул: —
— Князь-Медведь! Князь-Медведь! — понеслось над вырубкой.
— Князь-Медведь? — вздернула брови Седна. — А я еще думала, откуда я тебя знаю… Вспомнила теперь! Это ты привел сюда медвежьи и тигриные племена тысячу Дней назад. И ко мне в Океан тоже заглядывал! И звали тебя так же — Князь-Медведь! Мне будет приятно снова говорить с тобой! — благосклонно кивнула Повелительница Океана.
Хадамаха только тихо охнул. Это что ж выходит? Брат Медведя, который был тысячу Дней назад с Шаманом, Кузнецом и Жрицей, и Князь-Медведь, почитаемый древний прародитель племени Мапа — один и тот же человек… в смысле медведь? Это… он сам? Когда же он поселился здесь? До Кайгаловых войн? Или после? Или…
Раздумывать о прошлом и хитросплетениях предыдущей жизни ему не дали.
— А может, мы, это… ну, как в братьях Биату… — влез один из сынков тети Хаи. — Символ себе какой на дереве там или на кости вырежем? Медведя, например? И назовемся как-нибудь — «Единый Сивир», что ли… Раз мы теперь все вместе…
— А может, мы не будем ничего вырезать? — совсем не медвежьим, а скорее змеиным тоном поинтересовался Хадамаха. — И называться никак не будем? А ну марш собираться! Дядька Бата, почему у тебя бойцы бездельничают? Сейчас сам вместо них отрабатывать будешь. А остальным еще раз повторить, что делать?
— Уже бежим, Хадамаха! — крикнул дядька.
— Мы собираемся, Хадамаха! — тигры рванули прочь.
— Не ори на отца, делаем уже! — отозвались Мапа.
— Я уже отослала тех, кто может летать! Тэму сказали, встреча — у берега! — крикнула Белоперая. Повернулась к своей бескрылой сестре: — А ты… со мной?
— Вы от меня три раза отреклись: когда Канде отдавали, когда Черноперый решил, что до лишенной крыльев вам дела нет, и когда ты сказала, что у всех твоих родных есть крылья. Вам я не нужна, — спокойно, без горечи произнесла маленькая жена Канды.
— Я… не то хотела сказать, — опустила глаза Белоперая. — Ты — моя сестра…
— Сестра. Только и правда: что я, бескрылая, буду с вами делать? — покачала головой девочка. — С медведями останусь.
— А с ними что делать будешь? — ревниво проклекотала Белоперая.
— Замуж выйду, — усмехнулась девочка. — Не за Канду, конечно.
— А за кого?
— За меня! — рявкнули сзади, и здоровенный полуголый парень вынырнул из-за спины Белоперой, подхватил радостно взвизгнувшую девчонку и легко водрузил на плечо. — Она мне сразу понравилась! Р-р, так бы и съел!
Девчонка снова радостно завизжала и задрыгала
— Съешь, съешь, ты все обещаешь, а никак не съешь!
— Брат? — ошеломленно спросил Хадамаха, разглядывая широченные плечи и круглую, плоскую, как шаманский бубен, физиономию, так похожую на его собственную.
— Сынок? — охнула мама.
— Так чего ж ты раньше не перекидывался, медведь такой? — заорал Хадамаха.
— Так раньше… зачем? — как обычно невнятно откликнулся Брат. — А теперь — надо. Медведю на крылатой как иначе жениться?
— А я? — вдруг подняла голову Эльга. — Меня возьмете с собой? Мне ведь тоже некуда идти.
Лишенная крыльев девочка и в первый раз принявший человеческий облик Мапа поглядели друг на друга.
— Возьмем ее, а? — тихо попросила девочка. — Она капризная немножко, но хорошая. Только старшей женой я буду! — с важностью объявила она. — Когда подрасту.
— А папу? Папу возьмете? — прошептала Эльга. — Он ведь безумный совсем, он умрет здесь. Без папы я не пойду!
— Ну так и оставайся! — рявкнул отец. — Сынок! — обратился он к Брату. — Я, конечно, рад, что ты… человеком стал. Вот и жену себе сразу нашел… Двух! Но этого с собой тащить? Он же нас всех погубить хотел! Жене твоей мелкой, хоть и старшей, крылья выдрал.
— Я знаю, знаю, как вас убедить! — Эльга вдруг вскочила и ринулась к подлеску. — Я сейчас, я быстро… — Она исчезла за качающимися ветвями и появилась снова, волоча по земле хоть и небольшой, но все равно слишком тяжелый для нее мешок. — Я видела, куда папа его сунул. Вот, забирайте.
— Так это же наше золото! — заорал Эгулэ, бросаясь к девушке. — Медвежья касса! — радостно потрясая мешком, проорал он. — Вернулось, родное, предками накопленное! Теперь мы — ух! Сильнее всех!
Ну вот, снова начинается. Когда они уйдут на острова, с отцом будет труднее всего.
— Без золота… безумного шамана возьму, — недовольно проворчал Брат. — Слабый совсем, мстить нельзя.
— Без золота и возьмем, — кивнул Хадамаха мягко, но непреклонно изымая из рук отца мешок. И повернулся к Донгару с Хакмаром. — Вот! — он протянул мешок с золотом. — Нам на островах с кем, с медузами торговать? А в Столице вы без него не обойдетесь. Там много, ведь еще дед начал копить — на черный День.
— День черный — мой День, — кивнул Донгар, без всякого стеснения принимая мешок.
— Ты… — отец открывал и закрывал рот, будто не медведь, а рыба. — Отдал? Вот так взял и…
— Будешь со мной спорить? — мрачно зыркнул на него Хадамаха.
— Он не будет, — твердо сказала мама, беря отца за локоть.
— Не будет, — рыкнул Брат, забрасывая на свободное плечо Канду.
— Все вы против меня! — с горечью произнес отец. — Ишь, нагрузился! — неодобрительно поглядел он на Брата. — Лучше бы на Буровой поглядел, может, там нам что сгодится.
— Нет! — рявкнули одновременно Хадамаха, Хакмар и Донгар.