Князь орков
Шрифт:
— Да что ты говоришь… — презрительно пробормотал Раммар.
— Так оно и было, клянусь. А потом мы ушли с поля битвы, потому что в лесах было еще полно гномов. Мы позаботились о том, чтобы убраться поскорее, и оставили труп Гиргаса там, где он лежал. Зато, — Бальбок с гордостью указал на жалкие останки штандарта, — мы же принесли его знамя.
— Знамя они принесли… — кивнул Грайшак. — Итак, если я все правильно понял: гномы украли голову вашего предводителя, и вместо того, чтобы последовать за ними и вернуть ее, как полагается воинственным оркам, вы бежали и прибежали обратно в больбоуг, правильно?
— Правильно, — подтвердил Бальбок, а в это время его брат, втянув голову в плечи, пятился к выходу.
Бальбок заметил это и удивленно посмотрел на него.
— Ты чего? — спросил он.
— Ничего, — донесся шепот в ответ.
— Нет, что-то не так, я точно знаю. Что я неправильно сделал?
— Ничего. Совсем ничего. — Раммар говорил так тихо, что его почти не было слышно.
— Ты можешь сказать мне это совершенно спокойно.
— Да замолчи же наконец, черт побери! Ты сейчас нам петлю на шею наговоришь!
— Да что ты, — убежденно сказал Бальбок. — Я ведь все объяснил — все, что ты напутал. Можешь поблагодарить меня.
— Поблагодарить тебя? — Это уже оказалось для Раммара чересчур. На мгновение он забыл о том, что находится в пещере главного и ходит по самому краю ямы Курула. Его лицо потемнело от гнева, и, сжав лапы в кулаки, он набросился на брата. — Ну все, с меня довольно! Ты, жалкий пердун! Твои жалкие для орка отговорки! Это был последний раз, когда ты втягиваешь нас в шнорш! Явспорю твое брюхо и засуну твою голову в твои же собственные внутренности, и ты будешь там, пока…
— Криок!
Хриплый окрик Грайшака заставил обоих вздрогнуть и прервал ссору. Главный вскочил со своего трона, и взгляды, которыми он наградил Раммара и Бальбока, жалили не хуже кинжалов.
— А ну, разошлись быстро, вы оба, или я вам языки повыдергиваю и заставлю вас их съесть, понятно?
Раммар и Бальбок испуганно поглядели на него и кивнули.
— Вот и ладно, — сказал Грайшак, угрожающе приближаясь к братьям. — Поскольку мы все выяснили, то расскажу я вам, странным птичкам, одну историю. А потом мы подумаем, что с вами будет. Дошло?
Снова судорожное кивание головами. Братья забыли о ссоре.
— Так слушайте меня хорошенько. Много лет назад, в одну особенно суровую зиму, орочья свора отправилась совершить набег на северные приграничные земли. В своре был один мужественный и сильный орк, он безумно любил охотиться на людей и раскраивать гномам черепа. Но до этого дело не дошло. Потому что, когда свора попыталась укрыться от снежного бурана в одной лощине, на них напали. То были наемники, карлики с Восточных земель, и они захватили орков врасплох, как раз когда те собирались подкрепиться тем немногим байшем, что у них был. И вот, орку, про которого я рассказываю, чертовски не повезло. Он получил по черепу секирой — а битва еще толком и не начиналась. Его товарищи, однако, пустились наутек, бежали, и просто-напросто бросили его. — Грайшак сделал паузу и, прищурив глаза, посмотрел на братьев. — Понимаете, почему я вам рассказываю эту историю?
— Нет, — простодушно ответил Бальбок, а Раммар не подал виду, что что-нибудь понял.
— Тогда я буду говорить еще яснее, — с подозрительным спокойствием сказал Грайшак. — Этот орк выглядел довольно-таки мертвым, но на самом деле не умер. Если бы он пошел за своей сворой, то подох бы самым жалким образом. Но судьба была к нему благосклонна и оградила его от преждевременного прыжка в темную яму Курула. Ну, как, доходит потихоньку?
— О да, — заверил его Раммар, снова обретая надежду. — Но могу уверить вас, о великий главный, что Гиргас был более чем мертв, когда мы оставили его там — ведь у него уже не было головы. А я и представить себе не могу, чтобы орк без головы, да еще и без такого уродливого черепа, как у него…
— Молчать! — накинулся на него Грайшак. — Мне все равно, скопытился ли Гиргас или нет, — вы бросили своего предводителя в беде и драпанули, точь-в-точь как те трусливые червяки в тот холодный зимний день.
— Ну при чем тут одно к другому? — наморщив лоб, сказал Бальбок, который, в отличие от своего брата, все еще не понял, о чем идет речь.
— Все очень просто. Этим орком, которого тогда бросили подыхать, был я! — провозгласил Грайшак голосом, прерывающимся от злости и бешенства. — С тех пор я терпеть не могу, когда воины бросают в беде своих товарищей — мертвых или живых. Вот эта вот штука, — он постучал когтем по стальной пластине, вставленной в череп, — вечное напоминание о том дне. Я не забыл о том, как отвратительны и жалки трусы. Тогда я убил их всех, тех, кто оставил меня, включая предводителя. Таково наказание, которое полагается всем трусам, — а теперь скажите мне, что я должен сделать с вами обоими?
— Милосердия! Милосердия! — взмолился Раммар, бросаясь на колени перед главным. — Смените гнев на милость и вспомните, что мы храбро сражались до последнего, в этом я вас уверяю!
— Может, мне спросить твоего брата? — прорычал Грайшак. — Я уверен, он скажет мне что-нибудь другое. Только один из вас мог пережить ту битву, второй же лжет, как карлик на ходулях. [1] Так скажите же мне, как мне с вами быть?
Раммар и Бальбок поспешно переглянулись. Один сидел, скрючившись, на полу, второй стоял с опущенной головой. Обоим было ясно, что они вляпались в шноршпо самые уши. Братья представляли себе, какую смерть выдумает для них изобретательный по этой части Грайшак, и в то же время спрашивали себя, почему главный уверен в том, что лишь один мог пережить сражение, а второй целенаправленно лжет.
1
Крылатое выражение орков.
— Встань! — набросился Грайшак на Раммара. — Бери пример с брата. Он точно так же, как и ты, испытывает ахгал, но не показывает этого, как и подобает орку.
— Нет, — возразил Раммар, тяжело поднимаясь, — он просто слишком глуп, чтобы понять, что заврался по самые уши и что его казнят.
— Его не казнят, — возразил Грайшак.
— Не казнят?
— Нет. И тебя тоже нет, толстячок — по крайней мере, пока. Но не воображай, что это твои вопли заставили меня передумать — я глух к подобным вещам.
— Знаю, — поспешил заверить его Раммар — поскольку во время атаки гномов Грайшак лишился левого уха, эти слова можно было понимать буквально, по крайней мере, наполовину.
— Я оставляю вас, неудачников, в живых по одной-единственной причине — чтобы вы могли исправить свою ошибку.
— Мы должны исправить ошибку?
— А разве я сказал что-то другое?
Раммар попытался скрыть удивление. Грайшак не славился снисходительностью. Так что же это с ним? Отчего он просто не прикажет зарезать их на месте, набить их брюха луком и чесноком и подать на стол во время пиршества в честь Гиргаса?