Князь Рус
Шрифт:
– Отступать! – крикнул он поспешно.
– Княже! – воскликнул Ерш негодующе.
– Здесь не выстоять!
– Да на меня из вирия плевать будут!.. Ты не знаешь моего деда! Еще и побьет, когда встретимся!
Рус попятился, воины заколебались, но Ерш упрямо остался, и еще шестеро его ближайших друзей встали с ним рядом. Рус взмахом руки велел отряду отступить, надо сообразить, что делать, супротив такой щетины копий голой грудью лезть глупо, сам пятился, а иудеи перешли на мелкий бег, острия копий колыхались, но все время были на уровне голых животов русов.
Он видел, как передний
Точно так же острые длинные копья ударили в пятерых оставшихся. Только молодой и быстрый воин по имени Горностай успел широким взмахом срубить наконечники копий, но ударили и его под ребра, он вскричал и повернулся в ту сторону, похожий на рассерженного медведя в стае псов, тут же ударили в спину, и, что позорнее всего, торопливо пошли дальше, оставив раненых добивать задним.
Сова орал, сорвал голос, криком и руганью понуждал русов пятиться, оставляя раненых и убитых, но голос воеводы был растерянный, дрожащий, и Рус с ужасом понимал, что вот прямо сейчас не удается ничего придумать, чтобы проломить или хотя бы остановить эту стену из щитов и смертоносных копий!
Моряна орала, топала ногами. Жилы на шее страшно вздулись. Не замечая того, она все приближалась к черте, наконец поставила правую ногу на серый, отполированный ветрами валун. Все ее могучее тело напряглось, мышцы дергались, она уже была мыслями и чувствами там, на поле, уклонялась от стрел, бросалась на ненавистного врага и рубила, крушила, ее страшная секира разбрызгивала кровь, как будто она, всесокрушающая Моряна, била палкой по воде…
Корнило коротко переговорил с воинами за пределами поля, и пятеро крепких мужей, могучих как дубы, но кто хром, кто слеп на один глаз, для поединка не годны, торопливо приблизились к Моряне с боков и сзади. Она неотрывно смотрела на поле боя, сжимала кулаки, душа ее выпрыгивала и уже дралась на поле, показывая всем, как надо, как должно.
Крепкая петля захлестнулась на ее горле. Она тут же, не растерявшись ни на миг, задержала дыхание, молниеносно ухватилась за веревку, напряглась, пытаясь удержать удавку… но их не зря было пятеро. Тут же другую веревку набросили на руки, она чувствовала, как больно захлестнули петлями и ноги, чужие наглые руки сорвали пояс с ножами.
Она дралась, лягалась, хрипела от удушения, но ее подтащили к столбу в двух шагах от края поля, привязали крепко-накрепко. Рот не заткнули, она вскрикнула, призвав небо на головы предателей, но с нею оставили только мальчишку, и она зарыдала в бессилии:
– Предатели… Одни предатели!
Мальчишка сказал испуганно:
– Сам Рус велел!
Слезы катились по ее лицу, губы дергались, кривились, она старалась и не могла совладать с мокрым лицом, что кривилось в жутких гримасах.
– Они гибнут!
– Но еще жива честь, – донесся издали горький голос Корнилы. – Пока еще жива…
– Это честь? – выкрикнула она яростно. – Их уничтожают, как линялых гусей! Это позор нашему оружию!
– А преступить черту… Как зовут преступивших черту?
Рус второй раз услышал недобрый свист. Он поспешно подхватил с земли чей-то щит, едва успел выставить чуть сверху и перед собой. Треск, руку рвануло, щит сразу потяжелел. Проломив доски в самой середине, булыжник застрял в прокладке из бычьей кожи. Закругленные края блестели, оцарапавшись о доски с медными бляхами, и Рус передернул плечами, представив, как бы этот камень торчал из его разбитого черепа.
Со всех сторон раздавались крики, ругань. На этот раз на землю опустилось бойцов меньше, но все равно многие были без щитов, да и щиты укрыли далеко не всех.
Подбежал Сова, кровь текла по плечу, капала с разорванного уха.
– Они перебьют нас как муравьев!
– Сколько наших ранено?
Сова зло оскалил зубы:
– Ранено? Треть уже убиты!
Он кивнул на наступающих, и Рус ощутил, как на плечи обрушилась снежная лавина. Раненых и оглушенных русов не успели поднять с земли, а иудеи, наступая почти бегом, добивали их как скот, переступали и шли дальше.
В третий раз он услышал свист летящих камней. Сова закричал бешено:
– Они перебьют нас издали, не потеряв и человека!
А сбоку вскрикнул в страхе Твердая Рука:
– Откуда у них столько камней?
Только третий раз, подумал Рус смятенно. У них могут быть полные сумки. Недаром же задний ряд тащит за спинами мешки. Уже треть русов корчится на земле, а сколько еще лягут…
– Стоять! – закричал он, чувствуя себя униженным и опозоренным. – Стоять!.. За други своя!
– Не отдавать раненых! – закричал и Сова.
Они встали над сбитыми на землю, оглушенными и покалеченными. Топоры в их руках блистали грозно, и сами русы были велики и грозны своей мощью. Раненые с трудом поднимались за их спинами, ковыляли в сторону, оглядывались по сторонам, отряхивали кровь с глаз, снова подбирали оружие.
Щетина длинных копий надвинулась, и Русу свои воины уже не показались грозными великанами. Их руки, даже удлиненные топорами, оказались намного короче копий. Били ими из второго и даже третьего ряда, а передние иудеи лишь держали перед собой щиты и подставляли плечи для длинных копий. Едва русы делали движение броситься на них, те тут же опускали край щита оземь, прятались за ними, как черепахи за панцирем, а задние ловко и умело тыкали острыми концами в голое тело великанов русов.
Рус отбросил уже третий щит, расколотый копьем, топором срубил три наконечника копий, но из задних рядов с готовностью выдвигались еще, такие же смертоносные. Иудеи наступали, напирали, выдавливали русов, и те под ударами копий в голые тела, даже не прикрытые безрукавками, отступали, пятная землю своей кровью.
Раненые, оглушенные, ослабевшие от потери крови, пытались подняться и падали под ударами топоров, которыми добивали русов уже в третьем ряду. Рус оглянулся и похолодел от ужаса: едва ли половина его людей оставалась на ногах, но и те отступали шаг за шагом, угрюмые и уже потерявшие боевой задор, обагренные кровью. А у иудеев не потеряно ни одного человека!